В СССР он был рядовым артистом цирка и комсомольским функционером. В США прошёл путь от бомжа до звезды Лас-Вегаса. Находясь в постоянном поиске родины, любви и работы, Игорь Жижикин в конце концов стал главным «плохим русским» Голливуда и одним из самых харизматичных актеров в российском кино.

Беседовала Анна Гоголь

Мы встретились с Игорем в тихом дворике недалеко от метро «Аэропорт». Бабушки с соседней лавочки с недоверием и любопытством поглядывали на моего почти двухметрового, коротко остриженного собеседника. И правда: на первый взгляд Игорь Жижикин — суровый брутальный мачо, прирождённый злодей. Но на деле — добрейший и интереснейший человек, располагающий к себе с первой же минуты разговора.

— Игорь, в этом районе вы родились?
— Да, это мой район. Родное, близкое сердцу место. Правда, раньше я жил на другой стороне Ленинградского проспекта. Когда я был мальчишкой, все помойки от «Сокола» до «Динамо» были наши. Мы с друзьями там лазили, за винным магазином строили из ящиков какие-то бункеры, играли в войну. Тут у меня буквально за углом стадион ЦСКА, в который меня в пять лет мама с папой за ручку привели и где я практически всеми видами спорта занимался. В то время ещё можно было переходить Ленинградский проспект по пешеходному переходу, посреди проспекта шла хорошая дубовая аллея с лавочками, мы там часто гуляли.

— Ваши родители как-то связаны со спортом?
— Мой папа был заведующим отделом в Министерстве связи СССР. И кроме того, он был мастером спорта по волейболу и тренировал команду Центрального телевидения (несмотря на то, что у него был врождённый порок сердца). Он считал, что спортом надо обязательно заниматься с детства. У меня вся жизнь в спорте прошла. Я служил в спортроте, потом поступал в цирковое училище, хотя отец прочил мне Институт связи.

— Откуда возник интерес к связи?
— У меня не было интереса. Папа был связист, и он хотел, чтобы я стал продолжателем династии. В итоге я пошёл в техникум связи после восьмого класса. Но отучившись там, понял: это не моё.

— А после техникума почему вы пошли в армию, а не в институт?
— Не знаю. Решил отслужить сначала, а потом определиться, что делать в жизни. Отец считал, что армия — это обязательная закалка, которую надо пройти мужчине. Да и вообще в то время казалось, что если ты увиливаешь от армии, с тобой что-то не то.

«Первыми в Израиль поехали мы и Алла Пугачёва»

— Как возникло решение поступать в цирковое училище?
— В армии я встретил артистов цирка (в спортроту брали только спортсменов или циркачей), и среди них был замечательный артист Гриша Чекалин, с которым мы дружим до сих пор. Он столько интересного рассказывал про цирк! В СССР ведь невозможно было выехать за границу, а с цирком, если ты хорошо работал, раз в год ты выезжал за границу, в соцстраны, и, если повезет, — в капиталистические страны. Плюс ты всегда в хорошей физической форме. Естественно, наслушавшись этих историй, я сразу пошёл поступать в цирковое училище. Сдал часть экзаменов, а потом узнал, что не обязательно туда поступать, если ты мастер спорта и нашёл себе подходящий номер. В то время я был мастером спорта по плаванию, и номер нашелся — акробаты на велосипедах. С этим номером я объездил весь Советский Союз. В уссурийской тайге даже шапито ставили и выступали там.

— То есть цирковое училище было забыто?
— Да, и тому была причина. Передо мной стоял выбор: отучиться в цирковом училище четыре года и получить на выходе 120 рублей или сразу оформиться как мастер спорта в номер, который я нашёл, и получать 130 рублей. За то время, пока учились те, с кем я поступал, я уже съездил за границу, прошёл очень большую карьерную лестницу — был секретарем комитета комсомола всех цирков Советского Союза.

— Как так получилось — из акробатов в чиновники?
— Когда я работал в цирке, у меня случилась серьёзная травма. Обычно травмированных артистов сажали на «лёгкий труд» в главное управление Союзгосцирка на Пушечной улице — бумажки перекладывать. А так как я был кандидатом в члены КПСС в армии, мне сказали: «Поработай в комитете комсомола». Меня эта работа захватила. Я сам себе выписывал командировки, куда хотел, и ездил встречаться с артистами. Я очень быстро двигался по этой комсомольской карьерной лестнице, но мечта о манеже меня не покидала. Ещё в цирке я понял, что хочу работать в воздухе, и вот в один прекрасный момент мне поступило предложение...

— Сколько вам было лет?
— Где-то 22–23 года. Я попал в лучший, наверное, на тот момент номер — «Воздушный полёт под руководством Вадима Станкеева». Это был уникальный полёт, ему не было аналогов. С этим номером мы объехали практически весь мир. В 1987 году мы поехали в Израиль — это была первая поездка туда после 40-летней «холодной войны» между СССР и Израилем. Первые поехали мы и Алла Пугачёва. Там так соскучились по общению с русскими, что после представления выстраивались очереди людей, которые расхватывали нас как груши на базаре — забирали к себе домой, а там еда, выпивка и человек 40–50 хотят послушать тебя, пообщаться. Я в Израиле почти полгода жил, у меня до сих пор друзья там есть. А потом мы были в Германии, Бельгии, Голландии, Франции, Люксембурге — всю Европу с этим номером объездили. И в Америку с ним же попали.

«Все уехали, а я остался»

— Что это за страшная история, как вы остались в Америке?
— Страшная?

— Будто бы продюсер «Воздушного полёта» забрал все деньги и сбежал, оставив всю труппу в незнакомой стране без средств к существованию...
— Ну и что? Для нас страшного ничего в то время не было.

—  Что страшного может быть, когда тебе 23–24 года, когда ты за границей, каждый день живёшь иллюзиями, находишь для себя что-то новое?
— Это с виду так — бросил продюсер. Мы всё равно кайфовали, учили английские слова, гуляли по Америке, знакомились с девчонками.

— Много вас было таких «брошенных»?
— Много. Поначалу весь цирк был, потом кого-то отправили в Москву, а потом самые смелые, человек 15-20, переехали в Лас-Вегас с другим горе-продюсером. Там мы надеялись найти работу, показывали наш «Воздушный полёт». Но потом остальные тоже «сдулись» — не было документов, разрешения на работу... В общем, все уехали, а я остался.

— Как же вы жили?
— Да как... Бомжевал. Ночевал на лавочке. Перед отъездом Саша Бондарев, народный артист СССР, дал мне 20 долларов и адрес одной тётечки, хозяйки маленького мотеля, к которой можно было обратиться, если возникнут проблемы.

— Голодали первое время, наверное?
— Это же Лас-Вегас! Я моментально нашёл места, где можно бесплатно поесть, так как общался с бомжами. В каждом казино есть бесплатная еда для туристов — кусочки пиццы, стаканчик попкорна, сосиска, стакан кока-колы, бокал пива — они заманивают этим человека в казино, чтобы он там играл. И твоя задача — выглядеть более-менее презентабельно, чтобы за бомжа не приняли и дали еду. Бывало, я, чтобы набить желудок, стоял 20 раз в очереди за стаканом попкорна, пока раздающий не узнавал меня. При этом я никогда не плакал, я кайфовал. Потому что жил мечтой.

— А английский язык вы хотя бы знали?
— Ничего не знал. Только «Май нейм из Игорь, ай лив ин Москоу» — всё. Я везде ходил со словариком и каждый день узнавал новое слово. Это тоже было интересно, своего рода эйфория от познания.

— Как вы в итоге нашли работу?
— Я случайно зашёл на репетицию знаменитого шоу Enter the Night, которое делал известный бродвейский продюсер Тэд Лоуренс. Я спрятался под стол и смотрел репетицию, пока меня не заметил охранник. Он начал меня выгонять, но на моё счастье там был сам продюсер, который услышал, что происходит. Он спросил, откуда я. А я ему: «Москоу циркус» — «А, читал в газетах про московский цирк. А что ты там делал? Что умеешь?» — «Да всё умею!». И это было правдой, потому что в российском цирке ты успеваешь всего нахвататься: на руках ходишь, жонглируешь, сальто крутишь. А в американском цирке у каждого есть своя специализация и никто ничего больше не умеет. В общем, продюсер позвал самую крупную девочку и говорит: «Выходи, покажи, что ты сможешь с ней сделать». И я эту девочку как начал крутить во все стороны — и так, и так с ней. Он аж рот открыл. Так я попал в шоу. Зарплата у меня была сразу 700 или 800 долларов в неделю. Я не знал, что с деньгами делать, я ведь уже привык жить на доллар в день или вообще бесплатно. Или покупал за 33 цента, как сейчас помню, пакет сосисок и батон хлеба на целый день. А тут тебе такие деньжищи дают!

— Что первое купили на эти деньги?
— Квартиру снял, естественно. Кстати, забыл рассказать: ещё до работы в шоу я пришёл в тот маленький мотельчик к женщине, которая благоволила московскому цирку. Она дала мне работу, но сказала: «Так как у тебя нет документов, ты не имеешь права работать тут, будешь ночью убирать территорию с трёх до шести утра». За это она дала мне маленькую подсобку, в которой я жил, и платила мне пять долларов в час.

— Когда вы попали в «Цирк дю Солей», вы были уже известным человеком в Лас-Вегасе?
— Да, достаточно. После Enter the Night я работал в одном из самых крупных, если не в самом крупном шоу Америки Jubilee, играл главную роль — Самсона. На что много ревностных откликов было от американских танцоров. За эту роль многие боролись, но продюсер Дон Арден увидел меня и сказал: «I want this Russian!» («Я хочу этого русского»). В его понимании я был похож на Самсона. А я был реально такой крепкий, большой, хорошо делал акробатические поддержки с партнёрами и плюс я не выглядел как культурист. Газеты писали: «Русские идут!», «Русский Самсон в мюзикле Jubilee» и т.д.

Я работал там долго, пока мне это не осточертело. Я вообще не могу долго делать одно и то же, мне постоянно надо что-то менять. И вот однажды я попал на шоу «Цирк дю Солей» и обалдел. Я такого никогда не видел! Конечно, я захотел там работать. На моё счастье там ставил номера замечательный российский хореограф и режиссёр Павел Брюн, и он как раз искал артиста на новый «воздушный полёт». Я согласился и, не моргнув, написал заявление об уходе из мюзикла, где играл Самсона. На что американцы говорили: «Этот русский с ума сошёл», так как у них не принято просто так уходить с какого-то «рыбного» места. Причём я ушёл на зарплату в два раза меньше, но чувствовал себя абсолютно счастливым. После каждого представления на выходе из театра нас ждали толпы людей, чтобы получить наши автографы. Мы были суперзвёздами, нас боготворили.

— К тому времени вы уже обзавелись собственным жильем в Штатах?
— Конечно, дом купил, бассейн построил.

В то время русские только начали ездить в Америку, первое время я жил в Лас-Вегасе один. Слышал одно слово по-русски и, как собака на нюх, рвался в толпу, найти того человека, кто его сказал. Потом уже много русских братьев-артистов приезжали. И все меня знали, все приходили ко мне в гости. Я на участке второй домик построил специально, чтобы народ веселился, — поставил там бильярд, ударную установку, телевизоры, холодильники с едой и алкоголем. Бывало, жена ночью просыпалась: «Кто это?» А у меня 30 девчонок сидят в три часа ночи. Я говорю: «Большой театр приехал», — и жена дальше спать уходила.

«Клинт Иствуд дал мне уверенность в себе»

— Сколько вам было лет, когда вы впервые снялись в кино?
— Много уже было. 30 с чем-то.

— Где это произошло — в Голливуде или в Москве?
— В Голливуде. Это был маленький фильм продюсера Теда Фокса, он назывался Monkey Business («Обезьянья работа»). Это детская кинокомедия, в которой впервые снялся сейчас уже известный голливудский актёр Шайа ЛаБаф. С Тедом Фоксом мы познакомились в стриптиз-клубе в Лас-Вегасе. Я к тому времени в рекламе много снимался, рекламировал всё подряд — от трусов до витаминов. Я Теду говорю: «Хочу в кино сняться». Он: «Да не вопрос». И дал мне роль охранника бестолкового какого-то. Меня это зацепило, я попросил дать мне ещё что-нибудь, а он сказал: «Я-то дам, но вот тебе совет: пока ты в Лас-Вегасе, возьми классы актёрского мастерства или в университет поступи». Так я и сделал, и мне это понравилось, помогло раскрыть мои возможности.

— Вы помните свою первую встречу с голливудской звездой, с вашим кумиром?
— Я сидел с женой в машине около кофейни, и вдруг оттуда выходит Тарантино. А я уже учился на актёра, на пробы ходил в Лос-Анджелесе. Жена говорит: «Подойди к нему» — «А что я ему скажу?» — «Скажи, что ты актёр из России, тебе нравится его творчество» — «Нет, не пойду, мне стыдно, ну как я?» И так он спокойненько прошёл мимо, сел в свою машину и уехал. Судьба меня столкнула с ним через полтора-два месяца. Меня утвердили в сериал Джей Джея Абрамса «Шпионка», где главную роль играла Дженнифер Гарнер. Тогда она была обычной неизвестной девочкой, которая за мной, кстати говоря, ухаживала, приглашала куда-нибудь. Но она мне была неинтересна — какая-то худосочная, хотя и хорошая девочка. Так вот я приехал на студию, и Абрамс повел меня знакомиться с другими актёрами. Я захожу в комнату, и навстречу мне встаёт человек, очень похожий на Тарантино, протягивает руку: «Слышал о тебе, будем вместе работать». Первая мысль у меня была: ух, как похож на Тарантино! А вторая: блин, да это ж Тарантино! Я не мог поверить в это. Потом мы уже подружились, снимались вместе два месяца. Много кого я ещё встречал в Голливуде. Кого там только не увидишь! Если прийти на бульвар Сансет-Стрип в Лос-Анджелесе, обязательно встретишь кого-нибудь из звёзд.

— В интернете пишут, что в вашем арсенале 46 ролей в кино и сериалах. Похоже на правду?
— Давно уже не слежу за этим, но на самом деле больше. Я очень много снимался в Лос-Анджелесе у студентов режиссёрских факультетов. Это бесплатные работы, но очень хорошая школа. Серьёзных, крупных работ у меня штук 8-10, не больше. А остальное... Сниматься можно и просто для того, чтобы прожить.

— В Америке вы сыграли хоть одну положительную роль?
— Да, конечно. Иностранцев в основном. Но может, не столько положительные, сколько нейтральные. В одном фильме я сыграл чешского официанта, который приехал из соцстраны в США и нашёл там своё счастье (очередное воплощение «американской мечты»). В сериале «Политические животные» с Сигурни Уивер в главной роли я сыграл министра иностранных дел России. В нескольких комедиях играл. Но в основном у меня персонажи, конечно, брутальные, криминальные. Но мне это нравится, почему бы и нет?

— Какую роль вы можете назвать своим «звёздным часом»?
— Полковник Довченко в фильме Спилберга «Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа», конечно. Даже не потому что это какая-то очень крутая роль. Просто если ты снялся у Спилберга, ты сразу оказываешься в обойме, на тебя сыплются предложения. До этого ещё я снялся в небольшой роли в фильме «Кровавая работа» Клинта Иствуда. Это тоже был толчок, Клинт дал мне уверенность в себе, я начал чуть-чуть наглее себя чувствовать в кино.

— Есть ли на уровне физиологии какое-то волнение, когда работаешь с легендарным Спилбергом?
— Да нет. Конечно, у него свой стиль работы, но ты не ощущаешь чего-то такого супербожественного. Работаешь как с обычным режиссёром. Первые дни я, конечно, боялся что-то не так делать, но со временем это прошло. Чем весомее человек, тем больше уверенности он тебе даёт. А чем он мельче, тем сильнее он пытается себя возвысить, а тебя — принизить. Великие люди создают такие условия, что тебе хочется открыться.

— А каково было оказаться на одной площадке с Харрисоном Фордом?
— Опять же поначалу волновался, да. Но всё-таки мы год снимали фильм! Первое время чуть-чуть боялся, а потом сошёлся с людьми, как будто мы очень давно знакомы.

— В Голливуде возможно, что после рабочего дня актёры собираются вместе, чтобы пропустить рюмочку?
— Конечно, так и было. Спилберг обычно заселял главных героев — Рэя Уинстона, Харрисона, меня, Шайю ЛаБафа, Джона Херта, Кейт Бланшетт — в отдельной гостинице, а всех остальных — в другой. Кейт Бланшетт такая замечательная, я с ней подружился, она разрешила мне бесплатно позаниматься с её педагогом по актёрскому мастерству, который ездил с ней постоянно. Мы с ним вискарика наливали вечером, выпивали и занимались. Так же и Харрисон — в окошко выглянет: сидим у бассейна с Шаей выпиваем. Он спускается, выносит бутылку текилы. Всё как у всех.

«В „Вие“ я за смену терял по 5 кг»

— Где вы сейчас снимаетесь больше — в России или в США?
— Не знаю, я вообще много снимаюсь. В чём хочу причём. Мне некоторые звонят и говорят: зачем ты там снялся, это не твой уровень... Да пошли вы в жопу! Актёр сам выбирает, что ему делать! Для меня эта маленькая роль, может, особое значение имела. Поэтому я сейчас с удовольствием снимаюсь в комедиях, хочу расширить свой диапазон. Недавно снялся в нескольких эпизодах сериала «В Москве всегда солнечно», это калька одного из моих любимых американских сериалов — «В Филадельфии всегда солнечно». Мне очень приятно над собой смеяться. Но есть и крупные, глубокие проекты, которыми я очень горжусь. Сейчас закончились съемки картины «Иерей-Cан» про японского православного священника. В январе выйдет «Вий» по Гоголю.

— Пожалуй, «Вий 3D» — один из самых громких и ожидаемых проектов 2014 года. Но это ведь не просто экранизация классического сюжета?
— Это настоящее приключенческое кино, очень динамичное, захватывающее, с элементами хоррора, драмы и даже комедии. Одну из главных ролей играет замечательный английский актёр Джейсон Флеминг. Кстати, «Вий» снимался целых пять лет, правда, с перерывами. Для меня это проект выношенный, жду его, как рождения ребёнка. Там я совершенно в другом жанре. Всегда мечтал сняться в классике, да ещё в такой истории.

— Кого вы играете в «Вие»? Судя по рекламному ролику, у вас там какой-то совершенно фантастический грим.
— Я играю одного из главных персонажей — казака Дороша, далеко не последнего человека в деревне. Отец Паисий, которого играет Андрей Смоляков, посылает Дороша три ночи сопровождать Хому в церковь, где тот отпевает Панночку и где происходят разные мистические события. Надо сказать огромное спасибо Пете Горшенину, нашему «пластическому хирургу», как мы его называем (Пётр Горшенин — специалист по пластическому гриму и спецэффектам. — Прим. автора). Он мне помогал выживать в этом образе. Вообще в Америке по закону в таком костюме больше четырёх часов (или даже двух, точно не помню) работать нельзя. Потому что это силиконовый костюм, тело в нём не дышит. А в «Вие» я в этом костюме работал по 12 часов, его прокалывали иголками и сливали воду. За смену я терял килограммов по пять.

Я, конечно, не жалуюсь, но были неприятные моменты... Однажды я целый день снимался в этом костюме, и мне стало плохо. Меня отвели в гримёрную, а у меня сердце стучит, лимфоузлы пережаты, тело обезвожено, дышать нечем. Чувствую, что «ласты склею» скоро. В этот момент зашёл Джейсон Флеминг, сел напротив меня и сказал с радостным английским акцентом: «Знаешь, Игорь, ты, конечно, герой. Я вот целый день сегодня терплю — мне ботинки жмут немножко. Они на размер меньше, я всё хочу сказать костюмерам, но сейчас посмотрел, что ты делаешь, и думаю: да хрен с ними, с этими ботинками!» Это было очень смешно.

«Хочу русскую жену»

— В 2010 году вы выпустили книгу «Ищу родину, любовь и работу». Это автобиография? Что побудило вас написать её?
— Автобиография, но я её написал в художественном ключе, чтобы интересно было читать. Подвигло меня то, что все, кому бы я ни рассказывал свою историю — как я бомжевал, потом играл главные роли в мюзиклах, снялся у Спилберга — все говорили: как интересно, тебе нужно написать книгу! Кстати, в Голливуде сейчас хотят снять фильм по ней. Потому что для них это воплощение американской мечты. Они любят такие фильмы, в которых есть становление человека, рождение звезды.

— Сейчас вы всё-таки нашли то, что искали?
— Не совсем. Насчёт родины у меня на каком-то этапе была внутренняя борьба: вроде и Россия мне родина, и вроде в Америке я прожил 25 лет, мне там всё очень близко. Когда здесь находился — меня туда тянуло, туда уезжал — сюда хотелось. Но потом я понял, что родина — это там, где друзья, близкие, где работа, где ты. Так что родина у меня и в России, и в Америке. Работу сейчас нашёл, но тоже не сразу. Когда я задумывал эту книгу, я ещё не до конца был уверен, что буду актёром. В Лас-Вегасе у меня было цирковое агентство, я работал режиссёром, делал шоу для крупных корпораций. Я же окончил Институт физкультуры, учился там параллельно с работой в цирке, и по образованию я режиссёр спортивно-массовых мероприятий.

— А что же любовь?
— Несколько раз был женат, и так до сих пор у меня нет детей.

— Я читала, что у вас было две американские жены и две русские. В чём отличие между русскими и американками?
— Говорят на разных языках. (Смеётся.) Но вообще я понял, что хочу русскую жену. Потому что духовная внутренняя связь крепче с русским человеком. Когда пропадают эти обострённые флюиды любви и сексуальности (а они всегда пропадают), с русской остаётся что-то, а с американкой всё, вы как два робота живёте. Не такие они люди, у них немножко другой склад ума, более прагматичный. Болит голова, живот — выпей таблетку. А у нас — а почему, что случилось, что ты съел, а где мы вчера были... В общем, с любовью работаем, но как-то пока не получается. Чем старше становишься, тем сложнее.