Cамый знаменитый грузин, лицо нации, наш Буба, белозубая улыбка Тбилиси — как только его не называли. Вахтанг Кикабидзе — это действительно солнечная улыбка и море обаяния. Это седая мудрость Кавказских гор и открытая душа джигита. Это Сулико, Тбилисо, грузинское кино, вино и Мимино. Его года по-прежнему — его богатство. Однако, увы, уже не наше — после событий 2008 года самый знаменитый грузин в Россию не приезжает.

Беседовал Дмитрий Тульчинский

Вроде уже не наш — чужой, иностранец, гражданин, мягко говоря, не самой дружественной страны. Однако, когда минувшим летом по интернету прокатилась чья-то безумная шутка о том, что Кикабидзе умер, добрых слов и самых искренних соболезнований было не счесть.

— Вахтанг Константинович, знаете, что вас похоронили?
— Знаю. И это не первый раз уже...

— А когда ещё?
— Было, и даже в советские времена. Говорили, что в аварию попал, что умер, что в морге лежит. Кому это нужно было, непонятно. Но то, что сейчас это кому-то нужно, я точно знаю. И даже нашёл женщину, которая этот слух запустила.

— Да? Кто же это?
— Её фамилия никому ничего не скажет, просто понятно стало, что не сама она до этого додумалась — было поручение. От кого? Не знаю пока. Может, кому-то выгодна такая информация, а может, просто бредни больного человека.

— Вы у нас, как ни крути, личность легендарная. Были слухи поприятнее, чем последний?
— Слухи? Да много чего было. Говорили, что у меня в Кении дочка растёт чёрная (смеётся). А как-то в газете написали, что я не грузин, а армянин, даже фамилию какую-то привели — не то Мартиросян, не то Петросян. И когда мы поехали в Ереван на гастроли, я сказал: «Наконец-то еду на родину».

— Ну, а эта известная история: что пришли воры к Кикабидзе, ограбили и на дверях записку оставили: «Твои года — твое богатство» — слух или на самом деле было?
— Это я сам придумал. Знаете, надо было какую-то смешную историю рассказать со сцены. Вдруг меня озарило. Накануне посмотрел фильм «Двенадцать стульев» и понял, что у нас смеются над такими вещами, над которыми плакать нужно. Человека стулом по голове ударили — а все умирают с хохоту. Я эту историю рассказал, она прошла на ура, потом уже обросла всякими домыслами, люди своё добавили. И когда кому-то признался, что это выдумка, тот человек даже огорчился: «Правда?!»... Кстати, как выяснилось, эту историю я запустил на свою же голову. Через год или полтора на самом деле был взлом. Знаете, есть такой жанр воровства — «пятиминутка» называется. Приходят, звонят в дверь. Если никто не открывает, входят и за пять минут всё забирают.

— А в вашем случае?
— Мы с женой пришли — уже взломана дверь. Оглянулись — ничего не тронуто как будто. Потом на столе в столовой супруга заметила открытую бутылку коньяка и два фужера. Видно, кто-то немного выпил. И письмо следующего содержания: «Мы не знали, что это твоя квартира. В городе говорят, что ты болеешь, — выпили за твое здоровье. Просим: напиши на двери фамилию, чтобы больше не было недоразумений». Оказывается, они вошли, а у меня там, знаете, старые афиши висят, фотографии. Это и помогло...

«Знаю, что в России меня любят»

— Афиши у вас пополняются, работаете по-прежнему активно?
— Очень много работы. Сейчас в Батумском оперном театре играю в мюзикле «Мелодии Верийского квартала» — там выступаю в качестве рассказчика, но и пою тоже. Недавно прошли гастроли по Украине: шесть или семь городов, сольные концерты. А до того выступал в Европе, очень много ездил...

— А Россию что же до сих пор объезжаете стороной?
— Это не моя вина, понимаете. Я не был с 2008 года у вас. Не потому что Россию не люблю. Просто и я, и вы стали заложниками политики. Знаю, что в России меня по-прежнему любят, очень много писем получаю. Но это разные вещи: политика и народ, абсолютно разные.

— События 2008 года многое изменили в вашем отношении к России?
— К российскому народу — нет. Просто неправильный сценарий написали наши политики. Две православные страны: одна масюсенькая, маленькая — Грузия, вторая огромная — Россия. Испокон веков были вместе.

— Когда-то вы с Георгием Данелией оказались в Чехословакии сразу после пражских событий. Уж не знаю, насколько сравнимая ситуация, но вам было неловко, что вы из Советского Союза?
— Тогда было обидно очень. Потому что меня же никто не спрашивал, должны быть в Праге танки или нет. Мы сидели, помню, в ресторане. И видели глаза этих людей, которые реагировали на русскую речь. Но я тогда нашёл выход из положения — вышел на сцену и стал петь. После третьей песни мне стали аплодировать. Что хочу сказать. Культура всё равно своё веское слово говорит. Даже те, кто занимается сейчас этими политическими играми, всё равно без культуры жить не могут. Без песни, без прозы, без поэзии, без фольклора. Не будет Вахтанга Кикабидзе — какой-то другой грузин в России будет петь. Потому что мы близкие друзья. И это было, есть и будет. И так должно быть.

— У вас нет ностальгии по Советскому Союзу?
— Нет, только по одному факту. Была духовность тогда, понимаете. Люди друг к другу относились иначе. Может, кстати, это заслуга той системы, которая мне, честно говоря, не очень нравилась. Я никогда не был ни комсомольцем, ни партийным, ни каким-то функционером. Я этим не горжусь — просто так жил. И единственное, по чему я ностальгирую, — всё-таки был какой-то закон. И страх перед законом. Не было такого беспредела, как сейчас. А сегодня очень плохо обстоят дела с духовностью людей. Отсюда все болезни и начинаются.

«Я не люблю выпендриваться»

— Сложный у вас характер, Вахтанг Константинович. Тяжело жить с таким обостренным чувством справедливости?
— Не знаю. Но, понимаете, это черта человеческая: про чёрное говорить — чёрное, про белое — белое. По-другому не могу. Я, например, никогда в кабинеты не ходил, ничего не просил ни у кого. То есть за других-то приходилось: они не понимали, всё время говорили мне: как ты, такой популярный, не можешь мне помочь? Ради друзей мог ещё пойти, а ради себя — нет, мне было стыдно. И неприятности случались из-за этого. Например, в КГБ в моём деле была примерно такая фраза (потом уже стал интересоваться, и мне сказали): «Вахтанг Кикабидзе не любит ходить на правительственные банкеты, не любит там петь — он не наш человек.» А я всем говорю, что за профессию надо платить деньги. Если, конечно, тебе этот артист нужен. Не нужен — не зови, нужен — плати. Я же не шарманщик, правильно? Ну, так я устроен. Например, у меня водитель свой. Когда иду обедать, я никогда в жизни ему не скажу: посиди в машине, я пообедаю и выйду, — он всё время со мной. Мне неудобно, понимаете. Я не люблю... как это... выпендриваться. А можно было совсем по-другому жить, конечно.

— Кстати, я читал, что одно время вас прочили в Грузии чуть ли не на монарший престол. Ведь ваша мама — прямой потомок князя Багратиона.
— Это тоже была шутка. Нет, не насчёт мамы — она действительно из рода Багратиони. А насчёт того, чтобы избрать меня царём. Что вы, не дай бог.

— Почему?
— Царь должен жить по-царски. И голова у него должна быть царская.

— А у вас какая?
— А у меня голова артиста... Вообще, это уникальная профессия — политика. Наверное, можно на пальцах перечесть настоящих профессионалов — очень мало в мире. А у нас все хотят быть политиками, сидеть в креслах. И диктовать нам, как мы должны воспитывать детей, внуков, строить нашу жизнь. У меня может быть много претензий к нашим политикам, да вот только меня никто об этом не спрашивает.

— Чего-то грустный у нас разговор получается. Веселиться не разучились ещё, Вахтанг Константинович?
— Не дай бог! Человек должен жить с юмором, понимаете. Если ты серьёзно будешь воспринимать всё, что происходит, — столько гадостей вылезет, что жить не захочется. А я оптимист, вижу всегда смешную сторону неприятностей. Вот вчера, например, собрались на дне памяти Джансуга Кахидзе — был такой выдающийся дирижёр у нас. Так получилось, что сейчас мы дружим с его сыном, каждый год собираемся, отмечаем этот день, день Джано. И вчерашнее застолье не было грустным. У нас есть один такой очень интересный тост: «Никогда нельзя говорить слово «был», «он был с нами». Он есть с нами!» Поэтому сидели, как будто Джано тоже там. Смешно было, весело, песни пели. А ещё разыграли одного за столом. Попросили официантку, чтобы она звонила, как будто его жена звонит. А ему пить нельзя, понимаете, не очень здоров. Он перепугался, бедный, ха-ха... Ну а как — без этого нельзя.

— Лет 40 назад ваши дружеские посиделки чем от нынешних отличались?
— Сорок лет назад мы не думали, что когда-то поседеем. Поэтому тогда какие-то вещи мимо ушей пропускали: иногда кого-то обижали, наверное, иногда что-то не так делали. А сейчас уже понимаем, что надо отвечать за каждое своё действие, надо контролировать себя. Не подумайте, мы и раньше ничего такого, что сейчас молодёжь делает, себе не позволяли. На улице же выросли, без отцов, отцы все на фронте погибли. Поэтому мы немного раньше возмужали, мужиками стали.

— Вам что, не нравится нынешняя молодёжь? Раздражает?
— Иногда раздражает. Потому что не та духовность, они превратили деньги в живое существо. Вот эта американизация мне не нравится. Когда первый раз в Америку приехал, у меня было ощущение, что у них есть семья: муж, жена, дети... и ещё деньги там живут. Понимаете? А я всегда от мамы слышал, что человек с собой ничего не возьмет, когда будет уходить.

— Вы, наверное, как настоящий грузин, любите тратить деньги...
— Обожаю. (Смеётся.)

— А на что?
— На удовольствия.

— Что это в вашем понимании?
— Ну, я люблю угощать людей. Если есть такая возможность. Очень люблю тихо помогать. Мне это доставляет удовольствие. Когда я своим друзьям тихо деньги в карман положу или что-то им домой принесу. А по-пижонски деньги никогда не тратил. Не умею.

«Мужик должен пить водку и ухаживать за женщинами»

— Известно, что вы человек далеко не бедный. Почему же до сих пор ездите на «Волге»? Когда наконец пересядете на приличествующую вашему статусу иномарку?
— Ха-ха, у вас устаревшая информация. «Волгу» я подарил другу, а сам сейчас катаюсь на машине, которая... подороже. Вы знаете, у меня вообще много лет машины не было, и друзья, кстати, москвичи, подарили мне «Волгу». У них просто другой машины не было. А когда у меня возможность появилась, я ту машину другому отдал и купил себе иномарку... А вот дачи у меня до сих пор нет, если это кого-то интересует. Потому что вокруг меня люди, которых нужно кормить.

— Вы признанный любимец дам. Жена не страдает от обилия поклонниц?
— А чего переживать? Гордиться надо. Наверное, хуже было бы, если бы она видела, что я никому не интересен. Правда? Ха-ха-ха. Нет, не подумайте. Она у меня очень умненькая. Я её очень люблю, и всегда любил, и буду любить. Пока я есть. Это очень важный человек в моей жизни.

— Ну а своей молодёжью, внуками, вы довольны?
— Да, это хорошие очень ребята. Я, вообще-то, не люблю, когда дети пристают к родителям: купи то, купи сё. А никто из моих внуков никогда и рубля не просил. Приличные дети, ничего не скажу. Старший мой внук Георгий в Лондоне закончил университет, домой сейчас рвётся. Средний, Вахтанг, — в Болгарии отучился, младший, Вано, только школу окончил. Все дети с языками: владеют русским, английским, грузинским. Нормально. Не курят, что самое главное. Я, наверное, один за всех вместе курю. К сожалению.

— Что, бросить силы воли не хватает?
— Мне врачи сказали, что бросать уже нельзя. Я очень давно уже курю.

— Есть еще привычки, от которых хотели бы избавиться?
— Есть одна привычка, от которой я очень не хочу избавиться, — я рыбалку люблю. В любое время, когда есть возможность, выбираюсь посидеть где-нибудь на озере.

— У каждого рыбака есть байка про то, как он поймал во-о-от такую рыбу.
— Я как-то поймал очень большую рыбу, это произошло в Мексике. Но я её не увидел, потому что мы не смогли эту рыбу поднять, у меня было такое ощущение, как будто я дом зацепил. А самая большая, которую выловил, наверное, на пять с половиной килограммов тянула.

— У вас ещё, я знаю, хобби есть — ритуальные маски собираете...
— Собирал, перестал уже. Но я люблю прикладное искусство, мне нравится, раньше из всех зарубежных поездок привозил, — есть маски из Индии, Китая, Японии, Непала, африканских стран.

— А кто-то говорит, что маски нельзя привозить, привлекают отрицательную энергию.
— Ерунда это всё.

— Не верите в мистику?
— Как наверху написано, так и будет — об этом думать не надо. Хотя, знаете, однажды я к гадалке всё-таки ходил. Случайно. Это было в Сухуми, в 79-м году. Моя подруга Нани Брегвадзе попросила свести её с женщиной одной, которая гадала на ногте. То есть смотрела на ноготь и говорила какие-то вещи. Во что я, конечно, не верил. Попасть на приём к этой женщине оказалось не так-то просто. Но я своих друзей попросил — в общем, приняла она нас. Минут сорок Нани у неё сидела. Когда вышла, говорит мне: она такие вещи рассказала, удивительно, откуда всё это знает? Ты, мол, не хочешь тоже? «Нет», — отвечаю. «Боишься, что ли?» Ну, я и пошёл. Эта женщина сидела, смотрела в пол. Вдруг подняла голову. И то, что она тогда сказала, всё в точности сбылось. У тебя, говорит, начнётся недуг, ты очень серьёзно заболеешь. Все твои близкие начнут беспокоиться, потому что это будет почти на грани смерти. Но ты выкрутишься. И начнёшь заниматься другой профессией. Дальше, продолжила она, из-за этой профессии новой у тебя будут неприятности. А потом тебе большое спасибо скажут те, кто тебе в этой профессии мешал. Непонятный такой разговор, да? Вскоре у меня начались очень сильные головные боли. Нарушилась подача крови, я начал терять ориентацию. Меня возили по разным больницам, привезли в Москву, в Бурденко, сказали, что срочно надо операцию делать. Лежа в палате, я начал сочинять сценарий: говорил и записывал на магнитофон. А уже выйдя из больницы, перенёс всё это на бумагу.

На киностудии «Грузия-фильм» очень удивились: Кикабидзе захотелось ещё кино снимать! Отказали. И вдруг с московского объединения «Экран» позвонили, сказали, с удовольствием возьмут. До того я никогда не занимался ни режиссурой, ни сценарным делом. А тут снял фильм, картина получила гран-при на международном фестивале. И после этого дирекция киностудии «Грузия-фильм» сказала, что очень извиняется. То есть всё совпало абсолютно.

— Эта женщина говорила вам только о событиях ближайших, на всю жизнь не гадала?
— Нет. И больше я к гадалкам не ходил.

— А что бы вам хотелось узнать о себе, будь такая возможность?
— Да ничего. Я и сам про себя всё знаю: сегодня один концерт, завтра другой. Считаю, пока мужик ходит, он должен работать. Он должен махать руками, пить водку, ухаживать за женщинами. А когда перестанет этим заниматься — всё, можно класть руки на грудь. Так что — пока работаем...