«Солнечный клоун» так давно не был в России, что многие думают, будто его нет в живых... Но, несмотря на его 20-летнее отсутствие, трудно найти в России человека, который бы не слышал это имя: Олег Попов.

Беседовал Сергей Воробей

Олег Константинович живёт ныне в небольшой немецкой деревушке Эглоффштайн, недалеко от Нюрнберга. И хотя в Германии он с 1991 года, до сих пор немецкий не выучил. Со своей второй женой Габриэлой Попов общается исключительно по-русски. Олег Попов дебютировал как ковёрный клоун в 1951 году. И сегодня продолжает выступать, гастролировать! Что ж, наш знаменитый клоун Карандаш выходил на арену в 82 года, и публика принимала его на «ура». Настоящие клоуны не стареют... Ныне сценический псевдоним Олега Попова — «Счастливый Ганс». А счастливый ли?..

Из-за хлебной карточки

— Олег Константинович, у нас говорили, что вы в Германии живёте чуть ли не в бараке, нищенствуете. Что тяжело болеете.
— Да-да... Лежу в постели, прокажённый... С другой стороны, пусть лучше так говорят, чем вообще молчат. Ведь если молчат — значит, ты умер. А так — в бараке, но живой. Да ещё с красавицей женой. Я и по сей день активно выступаю. Почти каждый месяц выезжаем с женой на гастроли. И не только по Германии. Но разве я мог представить, что почти двадцать лет из своих восьмидесяти проведу вдалеке от России, от любимых зрителей, от тех мест, где провёл детство, где узнал первый успех...

— Вас прозвали Солнечный клоун. Почему?
— Как назвали, так и назвали — со стороны, может, виднее. Значит, тёплый человек, не злой на вид. Мне нравится. А в детстве называли Жирный. Почему? Наверное, толстый был. Потом, когда стал клоуном, работал как Чижик. И ещё Запоздалкин — всё время «опаздывал» в номерах.

— Хороший псевдоним помогает популярности. Яркий пример — Михаил Николаевич Румянцев, знаменитый Карандаш. Если не ошибаюсь, вы с ним работали.
— Карандаш взял меня к себе в труппу. Вот уж кто был пахарь несусветный — из цирка почти не выходил. Всё время репетировал, репетировал.

— Кем вы мечтали стать в детстве?
— Да кем только не мечтал! Когда мама заболела — доктором. Когда в футбол играли и соседке разбили стекло — стекольщиком. Обуви не было — сапожником. Увидел самолёт — лётчиком. В 11 лет я стал слесарем и этому очень рад. Всем начинающим клоунам советовал бы слесарное дело изучать. Потому что свой реквизит клоун должен делать сам. Дом в Эглоффштайне мне дорог тем, что здесь отличная мастерская. Целая фабрика моих грёз!

— Как же, занимаясь слесарным делом, вы попали в клоуны?
— Скажу тебе по секрету: в цирковую школу я пошёл из-за хлебной карточки. Я работал во время войны слесарем на полиграфкомбинате «Правда» и получал 550 граммов хлеба. А в цирковой школе давали 650. Вот эта «сотка» всё и решила. И хотя меня ни в какую не отпускали, всё равно ушёл. К счастью! Уже будучи студентами училища, мы с дружками лазали через забор цирка на Цветном бульваре, чтобы «зайцем» проскочить в зал. Смотрели, как выступают артисты, учились...

— Первый свой номер помните?
— В 1950-м я окончил училище и придумал свой первый номер. Но его зарубили. Сказали: «космополитический». И меня отправили в тбилисский цирк. Там начал выступать гимнастом на проволоке. И сразу полный провал! Директор Кавсадзе был в ужасе. Я не растерялся: есть, мол, другой вариант, запрещённый. «Москва далеко. Давай!» Второй вариант рванул на «ура». Выходил — падал. Смешно... Я позже узнал, в чем криминал. Оказывается, режиссёр, поставивший этот номер, Сергей Дмитриевич Морозов, был в плену, отсидел. Ну, кто-то и написал куда следует: мол, сначала сдаётся врагу, а теперь делает номера с западным душком... Вскоре я приехал в Москву на конкурс с этим «запрещённым» номером и занял первое место.

— В цирке «стукачество» было распространено? Читал, что Карандаша зажимали, не давали званий...
— В те времена одно лишнее слово, и ты невыездной. Стукачей в труппе знали и вели себя очень осторожно. А с Карандашом — случай особый. Его преследовало постоянное «хи-хи-ха-ха», куда ни пойдёт. И он замкнулся. Друзей у него почти не было. Когда встал вопрос, давать или не давать Карандашу Звезду Героя Соцтруда, министр культуры Фурцева сказала: «Он же не просыхает!» А кто тогда не пил... Она сама была не последней по этой части. Потом, конечно, ему дали и звание, и Звезду, но с каким скрипом! А ведь в то время никто не пользовался такой популярностью, как Карандаш. Это сейчас другие времена, но раньше! Зрители приходили «с благодарностью» за кулисы. И если ты с ними не «пропустил», ты не артист, а дерьмо. «Зазнался, презираешь простой народ. Никакой ты не артист!»

— Но опасно же!
— Да в том-то и дело. У меня была «проволока», ни капли нельзя. А многие были не в силах отказаться. Прямо перед выходом — бах! Стакан водки, и на трапецию. И не падали...

— Что чаще всего вам из детства вспоминается?
— Как мы с мамой встречаем отца в день получки. Мама отберёт у него зарплату, а заначку он пропивал. Ещё помню, как отец мне шарик подарил, я шёл с ним и был самым счастливым на свете. Потом война. Одна мечта: не умереть от голода. Сосед мыло варил, а я его продавал. Помню, я ем кашу, а мама смотрит на меня и плачет. Это я потом узнал, что мама тоже была голодная, а отдала свою кашу мне.

— Припомните самый счастливый день Олега Попова — начинающего клоуна.
— Когда умер Сталин, выступления в цирке прекратились. Я был в Тбилиси, потом переехал в Баку. Неделю не работаем, две. Со временем разрешили показывать только спортивные номера, без клоунады. Наконец, траур закончился. Директор говорит: «Давай сегодня рискнём, но только тихонечко. И без юмора». Когда я вышел в манеж, такая была овация! Зрители соскучились — им хотелось улыбаться, смеяться. Это было моё самое лучшее выступление.

Закосить под придурка

— Цензура советских времён распространялась на цирк?
— Не скажу. Но порой вырезали из программ сущую ерунду. Или вот, к примеру, запрещали шпаги глотать. Считалось, что это неэстетично...

— Известно, что вы так и не вступили в партию.
— Во-первых, моего папу в 1941 году посадили, в тюрьме он и умер. Он работал на Втором часовом заводе, и поговаривали, что якобы он часы для Сталина делал, а они остановились. Не знаю... Мама сразу вышла замуж, фамилию поменяла, чтобы нас не преследовали. А во-вторых, меня уговаривали вступить и даже угрожали. Но мне всё время удавалось закосить под придурка.

— Тем не менее, вы были артистом супервыездным. Интересно, на вас досье в КГБ было?
— Наверняка. Но если бы там было нечто «этакое», для меня сразу перекрыли бы все границы. Как известно, в каждую поездку с нами обязательно ехал «представитель отдела культуры». В основном это были люди хорошие. И смешные... Всем им мы давали подпольные прозвища. Однажды нас сопровождал кагэбэшник — ну копия Хрущев! Другого Чебурашкой назвали за оттопыренные уши. Третьего — Стальной челюстью, у него верхние зубы были из нержавейки. На банкете сидим с ним рядом, выпиваем. Он говорит: «Олег, почему меня называют Стальная челюсть?» Как бы, думаю, выкрутиться? «Дзержинский, — отвечаю, — был железный весь. А у тебя — только челюсть».

— Многие в те годы о «загранице» только мечтали.
— У нас один чудак, вылетая из Парижа, завернул свои старые ботинки в газету «Русская мысль». За это он больше ни разу в жизни никуда не выезжал. И рухнула карьера. А был ведь очень талантливый акробат.

Чугунная кепка

— В 70-е годы ходили разговоры, будто бы ваша коллекция автомобилей едва ли не больше брежневской...
— Смешно. У меня был развалюха-«Фольксваген». Потом «Москвич», который украли на второй день. В детстве я коллекционировал марки. Помню, лыжи на марку поменял. Мама меня так ругала! Позже собирал бутылки из-под водки. Охладел. Переключился на меню из ресторанов. Потом иконы, самовары... Это интересная штука: интерес, новые знакомые. Нашёл то, что искал, и счастлив. Когда уезжал из России, ничего не взял с собой. Только цирковой реквизит.

— А с первыми лицами государства приходилось встречаться? Скажем, на праздниках, банкетах?
— Нет. Многие мои коллеги, которые с «высокими» людьми были на дружеской ноге, кончили плохо. Например, известный дрессировщик Евгений Рогальский дружил с министром внутренних дел Щелоковым. И когда тот попал в немилость, Рогальского посадили. Кстати, во время процесса над Рогальским я сидел в зале суда. В перерыве тот попросил судью: мол, пустите ко мне на скамью подсудимых Олега Попова напоследок. Пустили. Я посидел, поерзал — надо же было попробовать своим задом, каково там. Так себе...

— А вас могли упечь за решетку?
— Запросто! И меня, и Никулина тянули по так называемому «делу Калеватова», директора Госцирка. Калеватов попросил меня привезти из-за границы диктофон. Таскали потом меня на Петровку, 38. Следователь спрашивает: «Вы давали взятку директору Калеватову за то, чтобы ездить на гастроли за границу?» Бред!

— Откуда взялась ваша знаменитая кепка, которую на Западе называли «Кепка №1» и «Поповка»? Кстати, это правда, что так называли?
— Ха! Да. Во время моих гастролей в Париже даже устроили распродажу таких — раскупили! Первую кепку я нашёл в 1953 году на «Мосфильме». Я снимался в цирковом фильме «Арена смелых», вот и присмотрел эту клетчатую кепку в костюмерной. Штук тридцать уже износил за всю жизнь. Рвутся они. Теперь сделал вечную — металлическую.

— Не тяжела?
— Ну не чугунная же.

— Кто, по-вашему, самый великий клоун?
— На мой взгляд, лучше Карандаша никого не было. А самый-самый — Чарли Чаплин. Не думал, что познакомлюсь с ним. Это было в Венеции, на гастролях, в 1964-м. Мы с товарищами пригласили Чаплина на спектакль. Мы не знали английского, он — русского, но после выступления полчаса разговаривали. При этом помирали со смеху!

— Это правда, что письма вам писали без адреса, просто «Олегу Попову»?
— Да, даже из-за границы: «Москва. Олег Попов». И доходили. Некоторые удивительные: «Вы мне жизнь спасли!» Оказывается, у девушки случилась трагедия, шла броситься под поезд, проходила мимо цирка, и кто-то ей предложил билет. А там я выступал. Она посмотрела спектакль и передумала бросаться.

Чек на один миллион счастья

— Как вы познакомились с первой женой?
— Александра была очень красивая. Скрипачка. Мы познакомились в цирке в 1952 году. Поженились, родилась дочь Ольга.

— А поклонницы были?
— Ненормальные какие-то. Преследовали по пятам. Мы как-то целый месяц гастролировали в Симферополе, и 30 дней в одно и то же время, в одном и том же месте некая женщина ждала меня каждый вечер. Не говоря ни слова, дарила розу. И всё. Так и напиши: в личной жизни Олег Попов был счастлив. Я и первую свою жену любил, и вторую люблю. Александра умерла от рака. И вот Габриэлу бог мне послал.

— Тоже в цирке познакомились?
— Это было в 1990 году. Она приехала из Германии в Австрию специально на мой концерт. Билетов не было. Но она стояла в проходе. Я попросил принести ей стул из моей гримёрной. В антракте она пришла за автографом. И я попросил у неё телефон... Когда потом нашёл эту бумажку в мусорном ящике, страшно обрадовался. С помощью переводчика выучил две фразы на немецком языке: «Добрый день» и «Как вас увидеть?» Позвонил. А так случилось, что импресарио нас бросил и денег не заплатил. Приехала Габи и забрала меня. Ей не было тридцати, мне — шестьдесят. Через два года сыграли свадьбу. Раньше я выступал с дочерью Ольгой (она танцовщица на проволоке), но дочь ушла из цирка и живёт теперь под Франкфуртом. А я работаю с Габи.

— Внук не пошёл по вашим стопам?
— К сожалению, Женя продолжить профессию не захотел. Он живёт в Москве в моей квартире, у него свой бизнес. Я уже прадедушка! Хотя у меня здесь семья и дом, гражданство я менять не собираюсь. У меня был и будет только один, российский паспорт. Я от Родины не отказывался. Я же не вор, не убийца, по тюрьмам не скитался...

— Значит, вернетесь?
— Может быть. Там похоронены мои предки, моя жена. Хоть на могилы сходить... Вот спрашивают, почему в Москву не приезжаю. А к кому ехать? Почти все мои друзья умерли. Я своего друга детства как-то встретил, а он та-а-кой глубокий старик! Пришёл домой, и бегом к зеркалу: неужели и я такой? Слава богу, нет. Искусство молодит.

— Наверняка в гастрольных поездках с вами случались курьёзы. Можете рассказать?
— На гастролях в Каракасе, лет двадцать назад, в мой день рождения на арену торжественно вынесли громадный торт со свечами в виде клетчатой кепки. Вдруг мне говорят: «Сидящий в зале популярный телерепортёр прислал вам чек». Беру чек в руки, а там написано: «Один миллион...» Причём чек настоящий. Тут же руководитель поездки выхватила чек: «Это собственность советского государства!» На следующий день она пошла в посольство, эти кретины схватили бумажку, и в банк за денежками. А там со смеху чуть не лопнули: какой миллион песо?! Там же написано: «феличита»! Один миллион счастья! Руководительница пришла вся красная: «Возьми обратно». Нет, говорю, я своему государству желаю счастья. А ещё как-то раз в Японии мы с товарищем хотели купить куртки на крупной «молнии», в таких рокеры гоняют. Заходим в магазин, показываем продавцу знаками: вжик-вжик по животу вверх-вниз, мол, нужна куртка на «молнии». Тот не понимает. Наконец, заулыбался, сел на мотороллер и укатил куда-то. Через полчаса прикатил, улыбка до ушей, протягивает коробку. Мы, радостные, открываем, а там — нож для харакири.

— Если помечтать: вот вы приехали в Москву. С какой программой?
— С самой лучшей! Правда, друзья не придут. Они уже в земле лежат. Может быть, люди придут, вспомнят. А реприза? Что-нибудь про Жириновского. Он всё время выступает в клоунаде, мой хлеб отнимает.

— Взяли бы Владимира Вольфовича в партнёры?
— Без вопросов. И он, мне кажется, с удовольствием бы пошёл. Вроде бы контактный мужик.

— Карандаш подписал вам фотографию на память: «Желаю достичь большего, чем я». Добились, как думаете?
— Открываю однажды Книгу рекордов Гиннесса и вдруг нахожу свою фамилию. Что я такого рекордного сделал? А там написано: «За огромную популярность как на Западе, так и на Востоке». Если верить книге, это большая редкость.