Андрей Григорьев-Аполлонов: Сказка про братцев «Иванушек»
Кто думал 15 лет назад, что это всерьёз и надолго? Разве что самые отчаянные фанатки. Однако мальчиковая группа, из-за которой в конце тысячелетия было пролито море девичьих слёз, и сейчас живее всех живых. История последнего культа российской поп-сцены — из уст неформального лидера «Иванушек» Андрея Григорьева-Аполлонова.
Беседовал Дмитрий Тульчинский
— 15 лет, цифра солидная. Не затянулась вся эта история, как думаешь?
— Нет. Более того — второе дыхание открылось у страны. Этап истерии, «иваномании», как тогда называли, прошёл, сейчас «Иванушки» уже чувство ностальгии вызывают. 90-е же начинают рулить! Как недавно директор мне звонит: «Едем в Краснодар и Ростов». «А чего за концерты?» — «Дискотека 90-х». Я такой: «Ну, началось...» И приезжаем — там «Руки Вверх», «Демо», «Комиссар», ещё какие-то группы, которые я даже не помню...
— И каково тебе оказаться в этой компании?
— Да мне по барабану, честно говоря. Абсолютно. Даже могу порадоваться. Допустим, звонит мне недавно певец Никита, говорит: «Андрей, приглашаю тебя на презентацию моего нового альбома». Я ему: «Ты откуда вообще взялся?! 10 лет тебя не слышал!..» И я рад за него, — это ж прям «восставшие из ада», группа «Изподземляне».
— Вас тоже иногда так называют...
— Вот честно тебе скажу: за 15 лет больше 12-ти дней я не отдыхал ни разу. То есть коллективы ссорятся, распадаются. «Иванушки» — безостановочно работают. Вчера концерт, завтра концерт, и так постоянно. Как нас аплодировали десять лет назад, так и аплодируют. Больше скажу: сейчас мужики круче фанатеют на наших концертах, чем девушки. Потом я понял, почему. Девчонки влюблялись не в нашу музыку, в нас. А пацаны влюблялись в наши песни. То есть тёлочки нас любили — потому что: семья, дети. А чуваки 40-летние под «Топлиный пух» до сих пор отрываются.
— Сам уже 40-летний. А «куклы Маши», «колечки» всё те же. Не смущает?
— А всё достаточно гармонично происходит. Если раньше были танцы до упаду, синхроны, шпагаты и так далее, то теперь все спокойненько, достойненько. И репертуар наш, в прошлом достаточно широкий, значительно сузился. То есть мы не поём сейчас «Папа-па-ди-па-подсолнух»...
— И всё равно 15 лет для бойз-бэнда...
— «Олдбойз-бэнд», как я шучу. Ну да — большой срок, согласен.
— Сколько раз вы были на грани распада?
— Ни разу. На ерунду всякую времени не было. И в плане творчества конфликтов не припомню. Чисто бытовые — были, конечно, и с Кириллом дрались, и с Олегом. Выпьешь лишнего, ну и..
— Обычно такие группы «умирают», когда оказывается послан продюсер.
— Вот ты понимаешь, какая штука. Думаю, ни с одним продюсером кроме Матвиенко я бы не смог работать в принципе. И, наверное, вообще не был бы певцом и музыкантом. Во-первых, Матвей с нами не гастролирует — музыку пишет. А во-вторых, он действительно уже родной человек — старший друг, учитель. Круче чувака я на самом деле не встречал — в плане отношения к жизни, к вере, к коллегам, к подчинённым, к семье. Матвей правда великий. Даже не представляю, чтобы я пел в «На-На» или в «Премьер-Министре»...
«Если ты звезда, то я суперзвезда»
— Тогда самое время вспомнить, с чего всё началось 15 лет назад. Кастинг большой был?
— Да, долго искали мы с Матвеем...
— Прости — «мы с Матвеем»?
— Да, мы придумали эту группу. Матвей сказал: «Давай, Андрюх, приезжай, будем делать проект». С Сориным я дружил, Кирилла относительно быстро нашли. Девчонок долго искали. У нас же первая версия была на пять человек: три мальчика и две девочки. Одну я привёз из Сочи — хулиганка такая, тёлочка с дредами, со шрамами. Татарочка. Танцевала — офигительно, голос — Элла Фицджеральд, один в один. Приехала, прошла кастинг — Матвей в восторге. Через два дня она мне звонит: «Андрюш, я познакомилась с парнем, он подарил мне «Мерседес», выхожу за него замуж — извини, петь не буду». Думаю: так-так, нормально я привёл... Вторая девушка (если первая — хулиганка) должна была быть Золушкой, красоткой, блондинкой. Помню, с Матвеем мы все дискотеки объездили, все модельные агентства, показы мод. Не нашли. Либо поёт, — но страшная; либо красивая, — но ноль вокала. Решили остаться втроём.
— Вы же не сразу «Иванушками» стали, правда? Какие были самые оригинальные названия?
— Ой, там была куча бреда. «Союз Аполлонов», например. Или — «Третий Интернатанцевал». «Дон Хип-хоп и Санча Дансер», «Мечтать», «Карандаши», «Подсолнухи»...
— «Мечтать» — была же такая группа.
— Да, потом это название как-то к ним перекатило... То есть нам ни одно не подходило, какое-то время мы тупо выступали без названия. Или: «Как сегодня будем называться?» — „Карандаши“!» А как-то Герман Витке (известный поэт-песенник. — Авт.) пришёл на наш концертик. В гримёрку заходит, смеётся: «Ну, чуваки прикольные! Вылитые Иванушки». Я такой: «Чего сказал?» — «Иванушки». Матвей подсуетился — «Интернешнл!» Как мы шутили, «Иванушки Интернешнл» — это как разбитый сарай с вывеской «Супермаркет». То есть с иронией относимся к своему творчеству, к себе, к своим вокальным данным.
— Пару лет, если не ошибаюсь, вас знать никто не знал. Не одолевали тягостные мысли?
— Да, пару лет. Выступали — дай бог в клубе «Пилот» или в казино каком, если брали. За минималку, 500 долларов за концерт — никто нас не знал. И мысли были: может, на фиг никому это не надо. А выстрелили с клипом «Тучи». До сих пор помню: Сочи, просыпаюсь, включаю телевизор — передача «Горячая десятка». И там: «А на первом месте у нас неизвестная молодая группа с оригинальным названием «Иванушки Интернешнл». И включают «Тучи» — а я сам ещё клип не видел. Выхожу потом на пляж — и на меня начинают прыгать люди. Вот уж действительно проснулся знаменитым, просто в одну секунду. Через неделю выступаем в Москве на Дне города. И я слышу, как вся толпа: «И-ва-нуш-ки!» Вот тут, конечно, мы офигели. Сорин Игоречек, помню, реально испугался. Ведь не смогли даже пять песен спеть: три спели и потом уходили в тройном кольце ОМОНа, потому что фанаты сцену смели и чуть нас не порвали.
— Но я, помнится, не в «Тучах» вас впервые увидел, в другом клипе...
— «Тоже является частью вселенной»? После того, как его показали, я пешком ходил до ГУМа и обратно: узнают — не узнают. Но тогда узнавали крайне редко. А после «Туч» с отцом как-то зашли в тот же ГУМ — купить ему джинсы. И на меня прыгает весь магазин — с автографами, с фотографиями, с обниманиями. Папа реально обалдел, буквально за руку вытащил меня из толпы. «Андрюш, что это такое?» — «Это успех, папа».
— Успех не вскружил голову?
— Знаешь, у меня просто не тот склад характера. И то, что не из грязи в князи — всё-таки я всегда был популярным в городе Сочи...
— Ну, ты сравнил!
— Да, конечно. Но слава не ударила меня по голове, — вообще никак, ни на секундочку. В группе даже Железным Феликсом прозвали — настолько строг был в этом плане. И ребятам не давал расслабиться. А потом, когда один солист, — он божество, все вокруг ему поклоняются: свита, няньки, администраторы. Никто не может дернуть, дать подзатыльник, сказать: эй, чувак! У нас же в этом плане всё нормально: если Киря начинал «звездить»: «Не хочу фотографироваться», — я мог прикрикнуть: «Встал и пошёл быстро!» Или я капризничал: «Ой, устал», — Сорин мне говорил: «Устал, не устал — надо!» То есть мы можем друг друга одернуть, сказать: «Эй! Если ты звезда, то я суперзвезда». Поэтому 15 лет, понимаешь?
«Не верю в самоубийство Сорина»
— Хочешь сказать, успех никого из вас не изменил?
— Игорёчек сильно изменился. У него просто тонкая была душевная организация. Ну, сам понимаешь — на втором году уйти из популярнейшей группы. Причины? Амбиции, наверное. Мне кажется, Сорин почувствовал, что ему никто не нужен, что он сам себе король.
— Он изменился и по отношению к ребятам?
— Ко мне — нет. К Кириллу — да, изменился. Немного сверху вниз стал на него смотреть, не замечал даже, скорее. А мы с Сориным всё-таки друзья были, и я ему говорил: «Игорь, я знаю, что ты талантливые, хорошие песни пишешь. Но смешно уходить из коллектива без денег...» А у него даже на студию не хватило, то есть больше ста тысяч долларов точно не было. «Ты хотя бы чуть-чуть ещё подзаработай». Нет, не хочу петь чужие песни: я сам себе бог, фараон и так далее... Насильно мил не будешь, мы расстались.
— Обычно причина распада любой группы — деньги и женщины. В конце 90-х, когда был пик истерии, вы все ещё были холостые?
— Да я всё время с кем-то встречался, у меня пауз не было — разве что в полдня. Разумеется, как только началась «иваномания», моей девушкой тут же стала супертоп-модель — на то время победительница...
— Сочинскогоконкурса красоты?
— Какого сочинского, ты что! Сочинского у меня до того были. Нет — международного конкурса Elite Model Look. То есть самая красивая девушка была у Аполлонова сразу же, как только я её увидел. И полгода мы были вместе...
— На гастролях, наверное, таких красавиц ты не видал. Но там же не в красоте дело?..
— По правде говоря, не было у нас ничего такого, не отличались мы половым гигантизмом. Кирилл в начале карьеры познакомился с девочкой, сразу влюбился в неё. Через несколько лет они расстались, он встретил Лолу, женился. И всё, то есть Киря однолюб вообще. Я — тоже всё время был при ком-то. Сорин — да, он мог девочке Summertime на ушко спеть, и та таяла, разумеется. Но и у него была постоянная девушка. То есть не могу тебе чего-то такого рассказать, нет у меня историй про оргии с фанатками. Мы нормальные ребята в этом плане, без дебошей. Выпить можем. 98-й год вообще весь у нас был запойный — когда Сорин уходил, Олег приходил...
— Самый тяжёлый период?
— Конечно. Очень трудно было Олежку вводить. Представляешь, он выходит на сцену, а весь стадион орет: «И-горь! И-горь!» Даже не знаю, как Олег выдержал. Плакал, бросал коллектив. В прямом смысле рыдал: всё, не могу больше, ухожу. Ну, понятно — взрослый чувак, никакого отношения вообще к музыке не имел. А надо было перепеть все песни, научиться танцевать, держаться на сцене. Потом, я не могу сказать, что Олег публичным человеком был. Но справился же! Когда Сорин уходил, я говорил ему: «Ты же понимаешь, что незаменимых нет. Коллектив без тебя проживёт». «Посмотрим-посмотрим», — отвечал.
— Как ты пережил его смерть?
— Ой, тяжело... В принципе после того, как Игорь ушёл из группы, мы общались не часто. Когда был в Москве, я заезжал к нему на Чистые пруды — он показывал мне свой музыкальный материальчик, песню «Русалка», которую на тот момент успел сделать. Помню, Игорь всё подкалывал меня: «Ну, как там у вас? Концертов-то сколько?» — «Нормально всё, не волнуйся», — говорю. «Как Олег?»... Потому что, когда он впервые услышал на носителе голос Олега, спросил: «Это я?» «Нет, Сориночек, это не ты поёшь, это у нас новый солист так петь будет». Тогда он немножко напрягся, мне кажется, даже в лёгкой форме ревновать начал... Вообще, конечно, была у него депрессия после ухода. Привык же, что каждый день: тусовка, концерт, гастроли. А тут раз — и ничего. Потом он уехал в круиз: подлечился, набрался сил, пришёл в себя. И начал работать над альбомом плотно. То есть всё уже было на позитиве, дело пошло. Поэтому версия о самоубийстве у меня в принципе не проходит. Понимаешь, когда человек хочет покончить жизнь самоубийством, он прыгает из окна. А тело Сорина лежало прямо возле дома, то есть, скорее всего, он просто перевернулся. Были ли это наркотики — не скажу, знаю только, что судмедэкспертиза показала, что на момент трагедии он был чистый.
— То есть несчастный случай?
— Это моя единственная версия, по-другому даже думать не хочу ...
— У тебя самого не было депрессии после его смерти?
— Горе было, вот именно человеческое горе — друга потерял... Знаешь, у нас какие-то бэквокалы прописаны в песнях, и мы с Матвеем не стали из них голос Сорина убирать. То есть практически Игорь каждый день с нами поёт. 13 ноября юбилейный концерт делаем, я говорю Матвею: надо вставить его песню «Облака», — чтобы вспомнили тоже, отдали дань памяти. Хотя концерт это может посадить по режиссуре, но, тем не менее, помянем...
«Нам народной любви до пенсии хватит»
— В 2000-х наступил некий спад, «иваномания» стала сходить на нет. Не было паники по этому поводу?
— Слава богу, нет — очень гармонично всё произошло. Да, была истерия. Когда не мог выйти из дома, когда прятался, когда ездил с хвостом из десяти машин, уходил от погони. Или — звонок в дверь, ты открываешь. И перед тобой на лестничной площадке стоят 30 девчонок. Дневали и ночевали в подъезде. Потом я поменял квартиру, полгода шифровался — реально смотрел, чтобы никто не вычислил, где живу. А как-то открываю дверь — стоят две: в шубах, шапках — зимой дело было. «Фу-у-у, нашли!» Я говорю: «В смысле?» — «Полгода искали». Оказывается, несколько сотен девчонок целенаправленно прочесывали каждый дом, каждую квартиру в Москве. И началось опять — стены все размалеваны, каждое утро: «Андрей, вставай!» Ещё в 2003 году, когда с последней женой стали вместе жить, в мой подъезд девочки приходили тусоваться. А когда уезжал на гастроли, стучались в дверь и кричали Машке: «Мы убьём тебя и твоего ребёнка!» Это с 1995 года восемь лет прошло! «Девочки, вы с ума сошли! — говорю. — Вон «Корни», молодые ребята, к ним идите!» И сейчас фанаток 30-50 со всей страны у меня в телефоне есть, получаю периодически: «Родила вчера мальчика, назвала Андрюшей».
— У тебя был телевизионный опыт — на MTV, на ТНТ. У Кирилла тоже — на одном из музыкальных каналов...
— Да, кстати, я ни разу не видел, хотелось бы посмотреть. Когда узнал, говорю: «Кирилл, на фиг тебе это?» — «Ну, надо ребёнка кормить».
— А что, не хватает?
— Денег всегда не хватает. Все почему-то думают, что музыканты богатые... Знаешь, на MTV есть программа, где показывают, как живут западные музыканты. Самая моя нелюбимая! Гитарист какой-то неизвестной группы, а у него: огромный дом, бассейн, подземный гараж с тачками. Что это за чувак?! Я даже не знаю, что он спел, на какой струне играет!..
— Но телевизионный опыт — это попытка найти себя в чём-то другом? Чем, грубо говоря, можно до пенсии заниматься.
— Не попытка. Своё будущее я конкретно связываю с телевидением. Продюсировать коллективы сейчас смысла нет — сколько переслушал кассет и дисков, так ничего и не нашёл. Да и страна не нашла — Земфира, Рома Зверь... Всё!
— То есть сейчас запасного аэродрома на всякий пожарный ни у тебя, ни у ребят нет?
— Да, мы в прострации. Три инфантильных, застрявших в неопределённом возрасте чувака, я тебе отвечаю. (Смеётся.) Ну а как можно поменяться, когда так же тебя любят, как и 15 лет назад? Сейчас по улице иду — чувак проходит мимо и вслед мне: «Иванушки forever!» И у меня отличное настроение сразу. Не парюсь я, короче.
— Олег не думает вернуться в театр?
— Точно нет. Ну, какой театр после стадионов? Кирилл, правда, запасной аэродромчик себе подготовил — у него сольный проект. Самостоятельно записал альбом, самостоятельно выступает. Но — непросто ему будет, сразу могу сказать. Очень непросто.
— Как думаешь, «Иванушки» отметят и 20, и 25 лет?
— 90-е рулят! Мне страна наша нравится в этом плане. Она, если полюбит, то на всю жизнь. Кобзон, Лещенко, Долина, Леонтьев... Может, и нам до пенсии этой любви хватит. Нет, мне реально очень комфортно. Делаю то, что люблю; общаюсь с теми, с кем хочу; пою то, что нравится. Единственное — здоровье, конечно, подорвал...
— А по тебе не скажешь.
— Спасибо за комплимент, но саморазрушение, конечно, происходило мощнейшее. Держусь пока, но спина отваливается, ноги болят. Потому что за один концерт тридцать шпагатов как выдашь без всякой разминки! Понимаю, что надо лечиться, сок пить по утрам, в спортзал ходить. Сорок лет — на самом деле, это важнее, чем пятьдесят. С батюшкой советовался: отмечать, не отмечать. Говорит: отмечать обязательно. Во-первых, это суеверие, что не отмечают. А во-вторых, потому что вторая половина жизни начинается именно в 40, а не в 50. Разумеется, я бы хотел, чтобы жизнь моя стала другой. И отлично понимаю, что я сам должен её изменить...
— Какой другой?
— Детей в школу водить, не курить. Бухать меньше, в конце-то концов. Здоровьем заниматься, в зал ходить. Пройти обследование — уж не помню, когда последний раз это было. Надо заставить себя поехать в госпиталь, три дня полежать, сдать анализы. А я не то, что боюсь... Я боюсь, что мне скажут: Андрей, а у вас полный сход-развал. Поэтому очень надеюсь, что вот этот мой юбилей, юбилей «Иванушек» мозг мне всё-таки прочистят. Подстроят под то, что я действительно уже взрослый чувак... Хотя, не поверишь, настроение — то же. Как в 25 лет! Вот так же всё офигительно. С чего начинается день? С автографа. Чем заканчивается? Фотографиями. Дай бог и дальше так...
Смотрите также:
- Заблудшие
- летний фестиваль балета
- Агния Кузнецова: «Жизнь — как игра в рулетку»
- Ирина Понаровская: Ушла и говорю
- закрывай глаза
- Эффективное масло
- Выставка Шейлы Мецнер
- Кудрявые и непокорные
- Красота и здоровье
- Юрий Стоянов: Смеха ради