В театральный институт он попал с четвёртой попытки. В перерывах между заездами в столицу за дефицитом, который успешно реализовывал в родном городе. Ну да этим тогда кто только не промышлял... Однако в 24 года Андрей Панин атаковал школу-студию МХАТ. Ещё на первом курсе его честно предупредили, что будут проблемы с ролями. Ты, мол, непонятно, какой типаж. Явный талант, но раз внешность не героя-любовника, доставались Панину образы злодеев разного толка.

Беседовала Ольга Генина

И за блестящую актёрскую игру в 1996 году его наградили премией «Чайка» в номинации «Лучший злодей». Так что своего звёздного часа Андрей Панин дождался. Многие, кто надолго застрял в амплуа романтического героя, мечтают об отрицательной роли! А Панину — пожалуйста, на блюдечке. Он честно признается, что собственное отражение в зеркале — его враг. И всё же лукавит, и всё же не поверим ему до конца. Тем более что буквально через минуту о себе же говорит, что парень он обаятельный, как ни крути. И с этим не поспоришь!

Он... ускользающий. Ни одну его мысль нельзя «поймать за хвост» и раскрутить. Настроение Андрея Панина тоже нельзя определить — оно мгновенно трансформируется из одного состояния в иное. Он может эмоционально о чём-то говорить, но через полминуты замолкнуть на полуслове и уйти в себя. И как он отреагирует на следующий вопрос, непонятно...

— Андрей, а признайтесь, вы можете показать своему отражению язык?
— Регулярно это делаю. Это одно из моих самых любимых занятий. Как начал в детстве кривляться перед зеркалом, так до сих пор и не отучусь — этим можно заниматься долго и увлеченно. Лично я себе в зеркале совершенно не нравлюсь — та фигня, которую я вижу в отражении, меня категорически не устраивает. На самом деле я гораздо выше, стройнее, чернобровее и благороднее — красивее, в общем. Приходится тому непонятному человеку в зеркале, которому я каждый день чищу зубы, показывать своё презрение и неудовольствие. Состроить ему рожу — лучший выход. Однажды на «Кинотавре» я решил наголо остричься, так меня при входе в любое заведение обыскивали по полной программе — я сначала было возмущался, а потом краем глаза глянул в зеркало и увидел такую рожу — мама не горюй! Покорно выворачивал карманы. Говорят, что если человек сам себе не нравится, то ему нужно работать со своей самооценкой. Вот мне, значит, нужно работать. Но, знаете ли, лень. Я вообще Обломов такой — из имеющегося потенциала использую меньше половины. Вот понимаю, что нужно работать над собой, но не работаю. Всё вокруг хорошо, есть работа, есть родные люди, и я парень обаятельный, как ни крути. А мне всё не нравится. И не нравится что-то, и делать ничего не хочется. Депрессушник и лентяй, вот кто я такой.

— А из-за «той фигни», которую вы регулярно видите в зеркале, проблемы с ролями не возникало?
— Проблемы были длиной в семь лет. В школу-студию МХАТ я поступил в 24 года — это уже само по себе поздно очень. А к окончанию мне стукнул тридцатник — взрослый мужик уже. И после этого меня ещё семь лет не снимали — у меня внешность «неснимабельная». Ещё на первом курсе один очень известный режиссёр мне честно сказал: «Будут проблемы! Ты непонятно какой типаж. Герой-любовник? Да не смешите мои ботинки. Комик? Слабый комик получается, далеко не Джим Керри. Бандит? Не дотягиваешь. Трагик? Социальный герой? Герой нашего времени? Да не сказал бы. Тебе сложно будет найти свою нишу». Как сказал, так оно и вышло. Очень долго российский кинематограф не мог со мной определиться — люди со смутной внешностью, будь у них даже широчайший актерский диапазон, могут очень долго не появляться в кино. Когда ассистентки режиссёров приводили меня на кастинги, там долго смотрели то на меня, то на ассистенток, а в глазах читалось: кого ты мне, дура, привела?

— А как вообще получилось, что вы пошли в актеры? В семье у вас не было никого из этой братии?
— Вот уж не спрашивайте, сам до сих пор не пойму. Папа у меня радиофизик, мама — учитель физики. Чётко выстроенная семья, с правильными ценностями, абсолютно счастливая — всё разложено по полочкам, всё по правилам. У меня очень передовые родители — однажды подарили мне приёмник, чтобы я спокойно мог слушать «Голос Америки» и запрещённую музыку. Так получилось, что они сами привили мне диссидентские взгляды. Отец был такой свободный и... непокорный, что ли. Однажды в институте, в котором он работал, папе поручили следить за явкой сотрудников на выборы — агитировать, уговаривать, аргументировать. А папа плюнул на это дело. Мол, мы живём в свободной стране, каждый делает то, что считает нужным. А в то время плевать на столь серьёзные задания не полагалось, поэтому к нам домой пришли очень серьёзные люди и стали папу спрашивать: «Почему вы такой несознательный? Нельзя быть таким пассивным к общественной работе!» Пытались как-то мотивировать: «Может, вам что-то нужно?» И тут в комнату вхожу я и твердо заявляю — папе нужна кепка! С тех пор у меня развилась какая-то нездоровая любовь к кепкам — привожу из каждой поездки по нескольку штук. И с такой же частотой теряю. А мама часто крутила мне диафильмы — я их запоминал, а потом компилировал из всех просмотренных фильмов один, но интересный. Рассказывал воспитательницам в садике: «И прискакал Иван-Царевич к пиратам за Золотой рыбкой»... Даже сестра у меня экономист. Откуда я такой лирик на всю голову взялся — ума не приложу.

— Тем более что изначально вы, насколько я знаю, поступили в Кемеровский пищевой институт...
— И поступил туда по недоразумению, и проучился два года непонятно, и исключён был случайно. Как-то нас, студентов, завезли в пансионат на зимние каникулы. Но в том заведении творились странные вещи — разворовывались продукты, постоянные всякие драки-бесчинства, и однажды кто-то сознательный вызвал в этот пансионат милицию. А у меня настроение такое было дерзкое — стал убегать от них, хамить. Потом даже по радио передавали, что в Кемерово случился студенческий бунт! Какой там бунт — обычный отдых обычных студентов. Но меня за «особую дерзость в отношении сотрудников милиции» отчислили со второго курса института с формулировкой «за аморальное поведение». Сейчас я понимаю, что отчисление из заведения, где учили печь пирожки и варить борщи, стало для меня большой удачей. После чего я поступил в Институт культуры на режиссерский факультет.

— А как в Москву попали?
— Сначала я ездил в Москву покупать джинсы и кроссовки, чтобы потом перепродавать. Вот бизнес у меня такой был. Ночевали мы на вокзалах, в аэропортах, в поездах. И как-то случайно между такими закупками я поступил во МХАТ. С четвёртой попытки.

— Говорите, что сильно-то в актёры не рвались, а четырежды пробовали поступать? Как так?
— Да у меня азарт спортивный проснулся. Я же в молодости довольно серьёзно увлекался боксом, а потом карате. За сборную области выступал. Вот спортивная закалка и дала о себе знать — если что-то не получается, даже не слишком для тебя интересное, обязательно нужно добиться желаемого. Мне интересно добиваться цели, соревноваться, драться. К самому моменту постановки цели я иду долго — могу бесконечно сидеть на берегу реки и ждать, когда мимо меня проплывут трупы всех врагов. Но стоит поставить цель — всё. Держитесь все вокруг! Я опытный боец, серьёзный. И в любых соревнованиях у меня есть хороший шанс победить — уж его-то я точно не упущу. Так было и с поступлением во МХАТ. Ах, так? Ах, я вам не нравлюсь? А я ещё приду! И ещё! И прочитаю весь отрывок так, что вы просто не сможете меня не взять. Так и случилось.

— За вами прочно закрепился имидж злодея и мерзавца, это как-то мешает жить?
— Да мне ничего не мешает жить. Не так уж много я и сыграл отрицательных персонажей в кино, но раз зритель ассоциирует меня со злодеем, так тому и быть. Со зрителем вообще спорить бесполезно, многие не могут отделить персонаж от личности актера, и с этим приходится мириться. Мне присылали письма с моей фотографией, где были выколоты глаза и «окровавлен» рот, и подписью: «Вот тебе, гад, за Сашу Белого!» Или в провинции где-то подходят люди и бросают в лицо: «Наконец-то вы к нам приехали. Как мы вас ненавидим всей семьёй!» Что ж — это тоже своего рода признание. Зато меня любят милиционеры, за своего держат.

— И это прекрасно. О вас говорят, что вы известный разрушитель мифов об актёрских приметах. Неужели и вправду не верите ни в одну?
— Да ну не смейтесь, какие приметы? Вот всем известно, что если сценарий упал на пол, то на нем нужно обязательно посидеть. Валера Гаркалин, человек рисковый, принципиально роняет листки с текстом на пол и так же принципиально на них не садится. Специально. И ничего. Семечки нельзя грызть во время съёмочного процесса — так я на семечки всю съёмочную группу «Свадьбы» подсадил. Уж как меня за них гоняли, отбирали, увещевали! А потом сами же лузгать начали. И что вы думаете? Приз в Каннах, признание, любовь зрителей! Сниматься в гробу и умирать по роли считается плохой приметой. А я люблю. Мне кажется, в таких ролях есть завершенность — жил-жил персонаж, думал, совершал какие-то действия, умер. Всё логично, именно так, как задумано природой.

— Как думаете, ваша актёрская биография была предопределена?
— Конечно! Ещё в школе, когда меня вызывали к доске, я обожал кривляться, ёрничал и всё время кого-то изображал. Педагоги меня спокойно выслушивали и выносили вердикт: «Отлично, Панин! Молодец. Садись, два. Тебе бы клоуном быть или в кино играть!» Вот так и получилось.