Павел Антонов: Весь мир — театр | Журнал «Интервью: Люди и события»

Арт-фотограф, театральный фотограф, художник-портретист... Называют его по-разному, но суть в том, что во многих перечисленных и не упомянутых жанрах Павел Антонов добился высот, позволяющих считать его одним из лучших фотографов нашего времени. Сегодня он живёт и работает в Нью-Йорке, где и состоялась эта беседа.

Беседовала Светлана Крапивина

— Павел, какую роль в современном мире играет талант, и насколько важны при этом пиар, реклама?
— К сожалению, промоушн играет всё большую роль. Понимаете, какая штука… То, что пятьдесят лет назад Эрнст Неизвестный вступил в открытые пререкания и опасный спор с Хрущёвым — а это событие мирового значения, потому что оно показывает отношения Художника и власти — не помнит никто. Но о том, что сделали Pussy Riot, помнят все, и для меня это абсолютная профанация искусства. То, что сделали Pussy Riot, я не могу назвать художественным актом. В тюрьму девушек сажать было нельзя, естественно, но и «Рафаэли» из них никакие.

— Вы снимали многих российских и американских знаменитостей, с кем понравилось работать больше всего?
— У меня не было и нет цели снимать знаменитостей. Для меня звёзды — люди, которые интересны лично мне. Бред Питт и Вайнона Райдер, Роберт Дауни- младший и Кейт Уинслет, Гвинет Пэлтроу и Михаил Горбачёв, Далай Лама и Дмитрий Хворостовский… Как из них можно кого-то выделить? Для меня, например, очень важный человек Питер Стормаре, он был ведущим актёром Шведского королевского театра, и он меня первый, собственно, вывез за границу и написал, что видит во мне звезду. Я тогда очень удивился его реакции… Помните пьяного русского космонавта из «Армагеддона» или молчаливого убийцу из фильма братьев Коэн «Фарго»? Это и есть Питер.

Меня пригласили в Швецию. Моя первая заграница! Питер сказал мне: «Есть два варианта: остаёшься у меня дома и смотришь мою коллекцию видеофильмов или едешь со мной к Ингмару на остров, на который ни один журналист не ступал много лет». Английского в то время я не знал и из всей фразы понял, что нужно куда-то ехать, или остаться дома и смотреть фильмы сколько душе угодно. А коллекция была изумительная. Я показал рукой на кассеты. Я тогда не понял, что это Ингмар Бергман(!) приглашал меня к себе — так я упустил возможность сделать портрет великого шведского режиссёра.

— Вы разделяете мнение тех, кто считает вас фотографом мирового уровня?
— Во многих изданиях пишут, что я — единственный русскоязычный фотограф, работавший на Conde Nast (издаёт журналы Vogue, GQ и др. — Ред.). Это не так, есть ещё Лёня Лубяницкий (известный американский фотограф российского происхождения. — Ред.), жив ещё, слава Богу.

— Вы были штатным сотрудником этой издательской компании?
— Когда я приехал в США, у меня было всего три мечты. Первое, чтобы мои работы нравились мне самому. Я не знал ещё, куда поплыву, не мог определиться со своим направлением. Второе, чтобы мои работы нравились моим кумирам. И третье, чтобы я работал в Conde Nast. Понимаете, все эти три вещи казались мне практически недостижимыми. Приехав сюда с полтинником в кармане, в город, куда приезжают авантюристы со всего мира, — и я всего этого достиг! А потом наступила пустота, потому что цели, оказывается, были не такие уж масштабные. Но даже то, что у меня есть сейчас — я об
этом даже никогда не мечтал. Хотя я не богат, меня не узнают на улицах, но то, чего я добился, намного больше того, о чем я когда-либо мечтал. И ещё не вечер...

— Вы стремитесь к полной «натуральности» и, говорят, даже не пользуетесь фотошопом и другими компьютерными возможностями?
— Я прекрасно отношусь к людям, которые умеют работать с фотошопом. У меня есть любимая фотограф на Фейсбуке, её зовут Елена Визерская. Елена работает с фотошопом так, что я просто наглядеться не могу, и я хотел бы иметь её работы у себя в коллекции. Однако я стараюсь снимать так, чтобы у меня как можно меньше было фотошопа.

— Даже для журналов?
— Когда я пришёл работать в Conde Nast, мне сказали: «Да не парься. У тебя будет всего одна маленькая фотография на последней странице. Шлёпни как есть — и всё». А я никогда не «шлёпаю». Я всегда снимал, как будто снимаю обложку для «Вога», даже если это фотография на паспорт. И очень часто из этой маленькой фотографии вдруг получалась обложка.

— Какие фотографии вы обычно делаете для New York Times?
— В основном в New York Times публикуются мои театральные работы. Причём часто бывает, что они отправляют своего фотографа, но в итоге берут то, что делаю я: в театральной фотографии я — один из лучших в мире. Не могу такого сказать ни про архитектуру, ни про моду — ни про что, кроме театра. Хотя я снимаю и архитектуру, и интерьеры, и моду.

— Вы считаете себя театральным фотографом?
— Нет. Я просто люблю снимать людей. Сейчас, например, у меня есть предложение от министерства культуры снять проект, посвящённый тысячелетию паломничества русских на Афон, и там я буду
работать совсем в другом по атмосфере месте, буду снимать портреты монахов, старцев, которые живут в пещерах. Если у меня получится, конечно. То есть я не могу назвать себя театральным фотографом. Нет, я просто фотограф. Фотограф, снимающий людей. Ну, а с другой стороны, если вспомнить известное выражение Шекспира, что «весь мир театр и люди в нём актеры», то пусть меня называют театральным фотографом.