Слава к Ларисе Лужиной пришла рано. В 1962-м. Ей и 22 лет не было, училась на первом курсе ВГИКа. Роль Светланы Ивашовой в картине Станислава Ростоцкого «На семи ветрах» сразу сделала её звездой. Потом были «Вертикаль» с Высоцким, «Жизнь на грешной земле», «Так начиналась легенда» и ещё семь десятков других картин, в которых она чаще всего создавала образы нежных, но сильных духом и умеющих любить женщин.

Беседовала Марина Бойкова

— Лариса Анатольевна, с каким чувством сейчас смотрите «На семи ветрах»?
— Я тут как-то включила телевизор — идёт картина. И ведь знаю же всё, что будет! Но — зацепило. Я уже не воспринимаю себя в этом фильме. Смотрю просто как зритель. И плачу! Сама плачу! Меня так трогает эта история! Девочка такая чистая... Думаю: надо же, и не сфальшивила нигде! Можно, наверное, было какие-то моменты лучше сыграть. У меня весёлость, смех плохо получались. Всё-таки первый курс. Скована ещё была. Но всё равно — достоверно. Так и досмотрела до конца.

— Наверное, игра была достоверной, потому что Великая Отечественная — и ваша болевая точка. Вам ведь и ленинградскую блокаду довелось пережить?
— Я совсем её не помню, маленькая была. Тогда от голода умерли отец и моя старшая сестрёнка. Сохранились крупицы воспоминаний об эвакуации в Сибирь, о возвращении с мамой в Ленинград. Пришли мы в свою квартиру, а там уже другие люди живут. Дальше — Таллин, куда пришлось ехать к маминым родственникам...

— От отца что-нибудь сохранилось?
— Только несколько фотографий. Папа был штурманом дальнего плавания, до войны ходил в загранку. Мама прожила с ним лишь несколько счастливых лет. В 37-м поженились, в 42-м его не стало. Умер совсем молодым, тридцати не было. Он служил в ополчении, получил небольшое ранение. Но умер не от него — от истощения.

— Ваша мама эстонка?
— В ней текла эстонская и норвежская кровь. А недавно я узнала о происхождении отца. И была потрясена! Оказалось, его фамилия по отцу — Шведэ. То есть мой дед, Иоганн Робертович, — из шведского рода, служившего ещё Петру Первому. Это очень славный род, в нём и адмиралы есть, и контрадмиралы. Дворцовую электростанцию в Царском Селе построил один из Шведэ. В Третьяковской галерее висит портрет кисти одного из моих родственников по отцу.

— Почему же он был Лужин, а не Шведэ?
— О, тут история романтическая! Дед мой был человек очень любвеобильный. Несмотря на то что имел жену и семерых детей, завёл ещё одну семью. Законную супругу оставил и 10 лет жил с незаконной — тверской крестьянкой Анной Ивановной Лужиной. Прижил от неё четверых детей, в том числе моего отца. Разумеется, незаконнорожденные дети носили фамилию матери.

— Вы говорите и по-русски и по-эстонски?
— Эстонский понимаю, но говорю уже плохо. Редко с кем сейчас удается поговорить на этом языке.

Сериал сериалу рознь

— Вы сейчас много снимаетесь. Как работается с 20-30-летними коллегами?
— Да нормально. Хорошие ребята. Хваткие такие. Время сказывается — оно сейчас бурное, энергичное. Я, например, не могу так быстро «схватывать» текст, как они. Мне надо хотя бы ночь с ним провести — почитать внимательно, вжиться. А молодые — сходу, прямо с листа работают!

— Вы считаете, это профессионализм? Как-то сомнительно.
— Не знаю, я не режиссёр, мне трудно судить. Смотришь: вроде всё органично. Возможно, какой-то глубины в такой игре нет, и экран это выявит. Но когда наблюдаешь со стороны — здорово, ловко. Хотя сейчас же всё легко себя чувствуют перед камерой. В советские времена — подойди к человеку с микрофоном, задай вопрос — он сразу зажмётся, дар речи потеряет. А сейчас — спокойно! Поставь любого — и он начнёт рассказывать, улыбаться. Вот и нынешние молодые актёры — они очень смелые, даже самоуверенные. Но сам принцип, по которому снимаются наши сериалы, мне кажется неправильным.

— Что имеете в виду?
— Очень мало внимания уделяется актёрам. Репетиций нет. Тут, конечно, сериал сериалу рознь. Одно дело — 10-15 серий, другое — 200-300. Взять «Ликвидацию» — да, это сделано художественно. Или «Московскую сагу». Тут работали режиссёры-мастера. А большие сериалы снимают несколько режиссёров по очереди. И разные периоды: сегодня — 80-ю серию, завтра — 50-ю. Это какая-то американская система. Но американцы всё равно проводят репетиции, а у нас: «Мотор! Начали!» — и всё. Вжиться — даже слова такого не произносится.

— Вы, наверное, спорите на съёмочной площадке?
— Знаете какая штука. У нас так: начнешь выступать, могут сказать продюсеру: «Вот этот актёр — он какой-то неконтактный, проблемный». А с проблемными поступают очень просто: в следующей серии твоего героя убивают или он надолго заболевает — и всё, тебя нет. Серьёзно! Мы, актёры, как были крепостные, так и остались. А работать-то, на хлеб зарабатывать надо... Но в одном случае я всё же не молчу. Когда забывают, что ты народная артистка, что у тебя уже возраст, что тебе физически трудно быть в одной гримёрке с молодыми актрисами. Тут если молчать, вообще затопчут. Я не умею ругаться, но иногда приходится требовать к себе уважения.

— Однако, несмотря на все издержки актёрской профессии, она остаётся такой соблазнительной!
— Это так. Недавно ко мне на съёмках подошла женщина лет под сорок: «Лариса Анатольевна, я хочу артисткой стать. Можно где-нибудь этому обучиться?». Я: «Есть масса театральных студий платных — пожалуйста. Там нет ограничений в возрасте». Через такие студии можно и в сериалы попасть. Там ведь по нескольку сотен персонажей, много эпизодических ролей. Вот только славы не получишь — лишь заработок и, возможно, удовольствие.

Любимые мужчины

— Вы ведь после школы не поступили в театральный вуз, а пошли в манекенщицы. Хотели связать жизнь с подиумом?
— Нет-нет, я с детства хотела быть только актрисой. Во Дворец пионеров в театральный коллектив ходила, Снежную королеву играла, и в школе драмкружок посещала. А вместе со мной — Володя Коренев, Виталий Коняев, Игорь Ясулович. Наш руководитель Иван Данилович Россомахин (он был актёром Русского драматического театра в Таллине) умер лишь несколько лет назад. Замечательный был педагог. Так вот, после школы все мы поехали поступать в театральные вузы. Ребята поступили, а я нет. Провалилась. Вернулась. Но через год взяли меня во ВГИК. А на подиум пошла, потому что манекенщица, как мне казалось, она почти актриса — выходит к зрителям, переодевается, слышит аплодисменты в свой адрес...

— И окружена поклонниками...
— И это тоже. Но я строгая была девушка. Всерьёз ответила на ухаживания лишь будущего мужа. Я тогда уже на втором курсе института училась.

— Вы трижды были замужем. И среди ваших мужей — два оператора и один сценарист. Ни одного актёра. Почему?
— Ну не знаю. Так получилось. Честно говоря, в мужчинах-актёрах сильно женское начало. В самых неприятных его проявлениях. Они могут быть внешне мужественными, накачанными, но нутро всё равно бабье. Они завистливы, капризны. Исключений практически не встречала.

— Неужели и Владимир Высоцкий не тронул ваше сердце?
— Володя — очень важный для меня человек. И не только потому, что мы вместе снимались в «Вертикали» и он посвятил мне замечательную песню «Она была в Париже...» (а я там действительно к тому времени уже побывала). Но я в него не влюбилась. Это правда. Во время съёмок он дружил с Лёшей Чердыниным, моим тогдашним мужем. Потом, уж не буду скрывать, у меня случился роман на этой картине. Я в Сашку Фадеева была влюблена — да, в актёра, редкий для меня случай. В общем, не знаю. Так получилось.

[youtuber youtube='http://www.youtube.com/watch?v=vKsxC9FZBrc']

— Многие актёры на встречах со зрителями поют. Вы эту знаменитую песню исполняете?
— Нет. Я же не поющая актриса. Ещё в юности мне сказали: слуха нет, я и успокоилась. А надо было бы прилагать усилия, развивать слух. Вот Зина Кириенко. В молодости так пела — всё враскосяк! Но в Театре киноактёра были уроки вокала, и она упорно каждый день занималась. И какая сейчас вокалистка! Нет, я тоже иногда пою, «плюсушки» записываю, но редко. Володину песню никогда не исполняла. Но слушать её очень люблю.

— Вы не в обиде на судьбу, что ваши три брака распались?
— Думаю, всё сложилось так, как должно было сложиться. Мне и сейчас делают предложения, но я предпочитаю оставаться одна. Слава богу, сына родила, Пашу. Благодарна судьбе за это. Актёром он не захотел стать, его всегда больше техника привлекала. Работает звукорежиссёром. Счастливо женат. Сейчас у меня уже три прекрасных внука.

— Они как вас называют?
— По имени. Никаких «бабушек». Когда Данька, старший, ему сейчас 14 лет, был маленький, он называл меня Лариса Лужина. Помню, прилетала откуда-то, они встречали меня в аэропорту. И трёхлетний Данька бежал и кричал: «Лариса Лужина! Мы здесь!» Все оборачивались. Когда подрос, я его попросила: «Дань, давай уж зови меня не Лариса Лужина, а просто Лариса».

— У кого-нибудь из внуков интерес к актёрской профессии есть?
— Трудно судить. Данька увлечён математикой. Матвей, ему 10, учится играть на аккордеоне. А Прохору скоро 3 года. Но характер уже чувствуется. Вот что значит два «р» в имени! Всё-таки есть в этом что-то. Данька и Матвей такие мягкие ребята, а этот — ух! Думаю, младший над старшими верховодить будет.

Бокал шампанского

Разговор этот происходил дома у актрисы, в её просторной квартире в Крылатском, где, куда ни кинь взгляд, стоят фигурки кошек — глиняные, фарфоровые, деревянные...

— Лариса Анатольевна, это ваша коллекция?
— Кошки? Да. Никогда ничего не собирала, а года два назад вдруг стала коллекционировать. Вернее, только начала, и мне тут же их стали дарить. Теперь вся квартира заставлена. Хотя у меня с этими животными очень сложные взаимоотношения. Я их боюсь. Вижу в них что-то мистическое. Пыталась заводить, но они у меня как-то не приживались. Один котик, на старой ещё квартире, выпал из окна и разбился. Потом подруга подарила трёхцветную киску — её мой пуделёк Лорик не принял. Причём когда он её гонял, да так, что всё с полок летело, она побегает-побегает, а потом раз — и на спину лапками кверху. Лорик останавливался и очень удивленно смотрел: чего, мол, не убегаешь? Но принцип, что лежачего не бьют, соблюдал! В общем, пришлось кошку отдать.

— Да, у вас, знаю, был какой-то замечательный пёс.
— Мой любимец. 12 лет со мной прожил. Очень был симпатичный. Серый, с такими вот усами. Им обычно усы стригут, а я оставляла. Они ему придавали мужественности. Большой был гурман. Обожал жареные «ножки Буша». Это ещё в 90-е годы. Плохо было с продуктами. Я сама простую варёную колбасу ела, а Лорику покупала окорочка. Был однажды смешной случай. Я делала моноспектакль «Женщина в стиле осень». Режиссёр Олег Седлецкий пришёл ко мне домой репетировать. А я только пожарила эти самые «ножки». Олег: «О, как вкусно пахнет!» Я ему: «Колбаской угощу, а это — Лорику!» Потом, в какой бы компании мы с Олегом ни оказывались, он об этом рассказывал: «Представляете? Прихожу, а она — это собачке, а это — тебе!..»

— Почему после Лорика никого не завели?
— Не решаюсь. Правильно сказал Экзюпери — «мы в ответе за тех, кого приручили». С моей профессией трудно содержать домашнее животное. Я ведь и Лорика часто одного оставляла. Потом соседи говорили: «Он так плачет без вас!» Когда уезжала, пристраивала его друзьям или просила консьержку приглядывать. Разве это правильно?.. Мне тут недавно подарили на телевидении йоркширика Фунтика. Совершенно очаровательного. Взяла его в руки, он сразу за палец укусил. Прелесть! Но мне на следующий день надо было улетать во Владивосток. Ну куда я его? Опять кому-то отдавать на время? Сыну? У них там дети. Это сейчас Данька говорит: «Собаку хочу!». Я: «Вот когда мне пёсика, который, между прочим, тысячу евро стоит, дарили, вы его брать не хотели! А теперь всё — не дарят!» (Смеётся.)

— Слышала, что съёмочную группу Первого канала, которая снимала о вас фильм, вы на своей даче угощали какой-то удивительной окрошкой «по-белорусски»...
—Так называл её один из моих мужей. Это рецепт его мамы. У этой окрошки такие особенности: она и с квасом и с кефиром, ещё я кладу в неё чеснок и не кладу картошку. Вообще, очень люблю готовить. Думаю, если бы не стала артисткой, стала бы поваром. Одно плохо: мне самой нравится моя стряпня, и я её с удовольствием ем. Поэтому и хожу с лишними килограммами.

— По-моему, вы в хорошей форме...
— Нет-нет, хотя бы килограммов пять надо сбросить, чтобы чувствовать себя легче. Но не получается. Я до 45 лет была вообще худенькой, а потом стала набирать. Наверное, возраст. Да ещё эти ночные съёмки — режима-то нет.

— На диетах сидели?
— Конечно. Но сейчас от этого отказалась. Приходится же много ездить, садишься с людьми за общий стол. И что? Надо говорить: «Я этого не ем, дайте другое?» Да ну их, эти диеты! Сама как-нибудь справлюсь. У меня сейчас хлеба в доме нет, масла нет, сахара нет. Я, например, обожаю селёдку. Но и от неё отказалась. И от шампанского, потому что оно калорийное, а я очень его люблю...

— Раз у вас есть дача в живописном месте, может быть, вы увлекаетесь «грибалкой», рыбалкой?
— Дачу я со своей работой запустила. Сидение с удочкой над рекой считаю странным занятием. И грибы собирать не люблю. Я их просто не вижу и начинаю злиться. Всё-таки я городской человек. Вообще, заблудиться боюсь. Помню, однажды приехали мы с концертом в Брянск. Было два свободных часа. Решили пойти в соседний лес по грибы. А их так много в тот год было. Нас человек пять-шесть, в основном мужики. Набрали — гору! Смотрим на часы: пора назад. И не можем понять, где это самое «назад». Начали плутать, в какие-то болота попали. Грибы, естественно, побросали, время концерта приближается, а мы по болотам! Было страшно. Кое-как выбрались на опушку. Какой-то автобус нас подвёз. Бежали по лесу. Вещи по дороге теряли. В общем, были в панике. На концерт опоздали. Выскочили на сцену все грязные, мокрые. Рассказали зрителям про наше приключение — зал хохотал!

— Спрошу «под занавес»: какой был последний повод выпить бокальчик любимого шампанского?
— Признаюсь, это буквально вчера было, на съёмках. Не выдержала. Мы на натуре снимали, в таком красивом особнячке. Сидим с девушками, ждём, когда позовут на площадку. Два часа ночи. И мы загорелись: «Сейчас бы шампанского!» Ну что — побежали, купили. И когда отработали, с таким удовольствием выпили по бокалу! Чтобы почувствовать себя счастливой, в общем, не так уж много надо! (Смеётся.)