Борис Васильевич Щербаков — человек стране известный. Почти каждый день зрители первого канала видят его в роли ведущего «Доброго утра». Артист много снимается в кино и сериалах, востребован. Даже во время нашего интервью Борису Васильевичу поступил звонок от режиссёра с предложением сняться в новом телефильме. Запись, кстати, происходила перед выходом актера на сцену — в этот вечер играли антрепризный спектакль с Марией Ароновой в одной из главных ролей. О том, как удаётся жить в режиме нон-стоп, а также о творчестве и жизни рассказывает сам герой.

Беседовал Евгений Данилов

«В Москве меня почти год держали за блатного и относились очень почтительно»

— Борис Васильевич, есть профессия — актёр, а есть призвание — артист. Не всегда это совмещается в одном человеке. А вы сами себя кем ощущаете?
— Актёром, артистично выполняющим свою работу. И если вы замечательно выполняете свою работу — значит, вы в своей профессии тоже артист.

— Но ведь ваша семья ни к каким творческим профессиям отношения не имела?
— Нет. Мамочка работала в «ящике» намотчицей трансформаторов, а отец был таксистом. Жили в 16-метровой комнатке в коммуналке впятером, правда, с очень красивым видом на Финский залив, на корабли. И я с детства думал про море, оно меня тянуло, и впереди светила «мореходка». Но когда мне было 13 лет, к нам в школу пришли люди с «Ленфильма» и провели у нас кастинг. Нужен был белобрысый, конопатый мальчишка для фильма «Мандат». Из намеченных кандидатов в итоге отобрали меня. Я снялся в фильме, а затем очень увлекся кино.

— Но и тогда, и сейчас в театральные вузы поступить почти невозможно?
— Мне вообще-то с детства везло. Хотя на третьем туре я срезался, когда в 1967 году поступал в Ленинграде в Институт театра, музыки и кино. Но после этого я всё же поступил в Институт культуры имени Н.К. Крупской и учился там на режиссёра. А после первого курса мне удалось перевестись в Москву, в Школу-студию МХАТ, уже на актёрский, на курс Павла Владимировича Массальского.
Тоже, по сути дела, чудо.

— Но всё произошедшее с вами не было случайным?
— Я думаю, что это где-то было предначертано, прописано на скрижалях судьбы. Если уж в 13 лет именно меня утвердили из нескольких десятков школьников на роль в фильме...

— Никогда не жалели о выборе профессии? Работёнка-то лишь со стороны кажется лёгкой и необременительной...
— Нет, я никогда не раскаивался. Ведь и с переводом моим в Москву тоже было всё удивительно. Когда я приехал в Москву, вдруг выяснилось, что экзамены уже закончились. Что было делать? Я влетел в аудиторию, где заседали преподаватели, и очень громко сказал: «Пал Масалич! Я хочу у вас учиться!» Переврал отчество Массальского от волнения. Но он, тем не менее, меня прослушал и взял к себе на курс.

— Как другие студенты к вам относились?
— Это был 1968 год, жили мы в общежитии. Но я, поскольку поступал не в общем потоке, для своих однокашников был человеком-загадкой. Возникло даже предположение, что я сын знаменитого актёра Петра Ивановича Щербакова. Почти год меня держали за блатного и относились очень почтительно.

— А потом узнали, что вы по ночам моете полы в метрополитене, и легенда рухнула?
— Моментально. К тому же отчество у меня Васильевич, а не Петрович. Да и вряд ли сын звезды театра и кино стал бы жить в студенческом общежитии.

«Мамочка собирала все вырезки из газет про меня. А как иначе?»

— Как к вашим первым успехам отнеслись родители?
— Отец мой в 56 лет умер, не успев увидеть меня в дипломном спектакле. Вообще в таких семьях, как наша, в рабочих, в ту пору была задача номер один: чтобы дети обязательно закончили институт. Неважно даже какой.

— Это был вопрос престижа.
— Да. Нужно было дать ребенку образование. Но отец мой умер в 1972 году. А мамочка, конечно, за меня радовалась. Собирала все вырезки из газет и журналов про меня, мои фотографии в ролях, показывала соседям, родственникам. А как иначе?

— Во МХАТ вы легко распределились после института?
— Вообще-то руководство театра приходило на все дипломные спектакли. Во МХАТ в итоге обычно попадали единицы. Но меня среди ещё 12 выпускников во МХАТ приняли. Просто в 1970 году туда пришел Олег Николаевич Ефремов, а в труппе в основном были пожилые люди. Из молодых один Женя Киндинов был. Потому нас всех в театр и взяли. При разделе театра нас оставалось восемь. Люда Поргина ушла в «Ленком», вышла замуж за Колю Караченцова. Слава Петриченко уехал к себе в Воронеж. В итоге при разделе четыре человека ушли с Ефремовым, а четыре остались с Дорониной. Но сегодня из моих молодых коллег в театре играет одна Наташа Вихрова.

А что из себя представлял МХАТ в то время, когда вы в него попали?
— Люди рядом были очень яркие. Сам Ефремов не только режиссировал, но ещё и играл. Мы на него специально приходили посмотреть и поучиться, как надо существовать на сцене. Одновременно с ним в театр пришёл Евгений Александрович Евстигнеев.

— Все знают его киношные роли, но мало кто видел Евстигнеева в театре.
— Это был совершенно грандиозный актёр. В то время можно было из школы-студии по переходу пройти в театр и оказаться на третьем ярусе. Когда вышел спектакль «Валентин и Валентина», я специально, и не один раз, приходил к той сцене, где Евстигнеев играл роль Володи. Тем более, график был свободный и согласовывался с преподавателями. Поэтому я старался освободить своё время, чтобы попасть на спектакли с Евстигнеевым. И смотрел работу Мастера.

— В то время во МХАТе было на кого посмотреть!
— Безусловно! Тогда в театр пришёл дядя Петя Щербаков, Сергачёв, позднее появился Смоктуновский. Все они очень много играли. Или, например, Калягин, как он играл в «Старом Новом годе»! А как Олег Николаевич Ефремов играл в спектакле Володина «Дульсинея Тобосская»! У него что ни роль, то событие было. С ума сойти. Но он был также ещё и блестящим режиссёром. «Сталевары», да и многие другие спектакли, просто становились событием!

— Спектакль хороший, но политизированный.
— Да. Но Ефремов всегда и вытаскивал социальность. Почему в конце жизни он немножечко и растерялся...

— Когда то, чему он служил, стало ненужным.
— Да. Он не мог понять своё место в новой политической системе. Но тот же «Валентин и Валентина» много лет игрался при полных залах, потому что там была социальность. В советские времена нам говорили, что мы все равны. А он поднял тему социального расслоения.

— А вы легко актёрскую профессию освоили? Я плохо представляю, как можно заучивать огромные куски текста, скажем.
— Пошли роли, всё больше и больше, ничего, освоился. Был период, когда я очень много играл, потом был период, когда ролей стало меньше. Что-то сняли из репертуара. Три четверти из того, что я сыграл, — это были вводы. В «Сталевары» не было ввода, я репетировал со всеми, потом следующая большая роль — это образ Власа в «Дачниках». До этого был назначен другой артист. Через месяц репетиций мне сообщают — мол, учи срочно роль.

— Чудеса творились.
— Всяко-разно было. В спектакль «Комиссия» сперва назначили Смоктуновского. Репетировали год. Но Смоктуновский играть не захотел. Назначается Любшин. Год репетировали. Отказывается. Назначается Киндинов. Год репетировали, и тоже отказывается. В итоге назначают меня. Потом сыграли его несколько раз и сняли. Немыслимая пьеса. Или спектакль «Волоколамское шоссе»...

— По Александру Беку?
— Да. Всеволод Шиловский был режиссёром, а на главную роль был назначен другой артист, и он, по сути, уже довел дело до конца. До генеральных репетиций. У меня там была небольшая роль. А в это время я снимался в фильме «Случай в квадрате 36-80» у Михаила Иосифовича Туманишвили. И должен был лететь в Севастополь, были запланированы съёмки на авианосце. А авианосец стоял в порту только несколько дней. Моя сцена была отрепетирована, было два прогона, и я в театре договорился, что меня отпустят. Уже были куплены билеты.

— И что же дальше-то случилось?
— На следующий день тоже была назначена репетиция. После неё как раз я и улетал в Севастополь. Пришёл на репетицию, вещи мои в сумке лежали, но после репетиции режиссёр вдруг говорит: «Так, все свободны, а вы, Щербаков, спуститесь в зал». Спускаюсь. Он мне протягивает пьесу и распечатку текста и говорит: «Вот пьеса, вот текст роли главного героя — Момыш улы. Завтра к 11:00 приходите со знанием текста».

— Поменяли исполнителя главной роли...
— Да, именно так. Я ему: «Сева, ты что, офигел? Я в Севастополь сейчас улетаю». А он мне: «Знать ничего не знаю ни про какой авианосец». Но театр для нас вообще-то всегда был важнее. Нас отпускали на съёмки только тогда, когда было согласие театра. Получали справки на сей счёт. Наши трудовые книжки лежали в театре, и просто так отчалить куда-то на съёмки было невозможно. Уволить могли из театра.

«Мне все мои фильмы дороги»

— У вас более 150 ролей в кино и сериалах. Театральная школа помогает на съёмках?
— В большой степени. Но вот, к примеру, у нас был такой спектакль «Заседание парткома». У Ефремова там огромнейшие монологи были. А я там играл комсомольского активиста. И я видел, как Ефремов учил эти монологи. Он шёл по мысли героя. Не учил текст, а запоминал, что нужно в данном месте сказать. И он говорил это своими словами. Потому что это Гельман, а не Шекспир. Проза презренная, а не стихи. У Гельмана одни слова выражали определённые чувства, у Ефремова — другие, но чувства были те же самые. Он шёл по мысли. И эта школа мне очень пригодилась. В «Сыщиках» у меня тоже были огромные монологи, и в ряде других фильмов. Поэтому просто нужно понять — зачем и для чего, и что ты хочешь этим сказать? И текст пойдёт сам.

— Что вам нравится самому из тех фильмов, где вы снимались?
— Бесспорен для меня фильм Наумова «10 лет без права переписки». Мне все фильмы мои дороги. Но по гамбургскому счёту этот фильм. Потом идут «Криминальный квартет», «Берег», «По прозвищу «Зверь», «Воры в законе», «Барханов и его телохранитель». И «Жених из Майами» мне дорог. Этим фильмам отдано и время, и часть моего здоровья, и нервы.

— Сколько нужно денег, чтобы снять хорошее кино? Вы снимались много у Эйрамджана. Фильмы все малобюджетные, но ведь живут. Зритель их помнит и любит.
— Анатолий Эйрамджан — замечательный сценарист. Однажды он решил — а зачем я буду кому-то отдавать свои идеи? И начал снимать сам. Фильмы действительно малобюджетные. Студия называлась «Новый Одеон». Работали там его жена, его сын. Жена была и «хлопушкой», и гримёром, и ассистентом по актёрам. На «Женихе из Майами» работал Боря Кучеров, замечательный оператор. Работали по принципу «Макдоналдса». Чтобы снимать всё быстро и обязательно хорошо знать текст...

— ...чтобы без дублей.
— Конечно. Пленка-то дорогая. Если даже кто-то забывал слова, он из-за камеры подсказывал, поскольку можно было потом переозвучить. А потом он при монтаже все эти огрехи убирал.

— После съёмок «Жениха из Майами» вы вернулись в номер, расслабились, выпили рому, и тут вдруг бегут — срочно на съёмочную площадку, съёмка последняя в браке.
— Откуда вы знаете? Всё так и было. Выпил, а надо было опять приходить в чувство. Январь месяц, но жарко, очень жарко было. Быстро поплыл с устатку. Долго они меня возвращали в работоспособное состояние, поливали водой, но получилось. Пересняли в итоге нормально.

— А такое у вас часто случалось?
— Досъёмки происходят, и довольно часто. Но, как правило, всё обходится без экстрима.

— А вы человек выпивающий, Бахусу не чуждый?
— Не чуждый. И люблю крепкие напитки: водку «Алтай» люблю, ром пью, виски тоже должное воздаю.

— Это состояние души такое или работа требует снятия напряжения?
— Всё вместе. И напряжение порой нужно снять после 12-часового тяжёлого рабочего дня. А когда съёмки уже совсем заканчиваются, собирается вся бригада, и всегда устраивается банкет. А если ты в гостинице, в командировке, то там тем более — нельзя не выпить. Даже просто чтоб заснуть нормально, иногда нужно принять на грудь.

«Перед моим обаянием Татьяна устоять не смогла»

— Брак у вас давний, ещё во время учёбы в школе-студии МХАТ вы познакомились с вашей будущей супругой Татьяной Бронзовой. За счёт чего удается так долго сохранить отношения?
— Я не знаю, браки на небесах совершаются. Она вообще замужем была, когда мы уже в Москве познакомились, а сама, как и я, тоже родом из Питера. Но перед моим обаянием устоять не смогла. Мы сначала репетировали вместе, а потом стали вместе жить. В 1972 году официально расписались, а вскоре родился Василий, наш сын.

— Борис Васильевич, вы человек обаятельный и по сию пору очень красивый. Как жена относилась к вашим романам?
— У Вертинского есть фраза в одной из песен: «А прощать мои дежурные влюблённости — это тоже надо что-то понимать!» Все мои романы в далёком прошлом. А жену я считаю своим ангелом-хранителем. Я думаю, что благодаря ей мы и сохранили наш брак. Она всё правильно поняла, простила меня, и я ей очень благодарен за это. Надо уметь прощать, понимать и держаться друг за друга, что бы ни встречалось на пути. Вообще я женился на актрисе, а живу с писательницей. У неё недавно вышла третья книжка. У Захер-Мазоха была книга «Венера в мехах» о садизме, а она написала книгу «Венера в русских мехах» — про садистские эксперименты над русским народом.

— Интересная тема, жизненная.
— Она её хорошо написала, помимо истории любви советской девушки и молодого француза там затронута и проблема диссидентства, про 70-е годы речь идёт.

(Тут беседу прервала появившаяся в гримерке Мария Аронова. На диктофонной записи слышны возгласы и поцелуи. — Прим. автора)

Вторая книжка Татьяны «По дороге за мечтой» — это её современная фантазия о том, как девушка с Дальнего Востока приезжает покорять Москву. Третью книгу заметила критика, и было уже переиздание, это книга «Матильда. Любовь и танцы» — о балерине Матильде Кшесинской.

«Спасибо за то, что кончилась эта... фигня!»

— Скажите, а как вас из МХАТа «ушли»? И почему?
— Я там 31 год проработал. В 2000 году умер Ефремов, худруком стал Табаков, потом он же стал и директором. Вскоре отправили на пенсию мою жену. С Табаковым, естественно, пришла его команда, а людей из старой гвардии стали убирать. Мы знали, что будет Олег Павлович, но полагали, что он себя поведет как Ефремов. Тот, как вы помните, «Современник» оставил Галине Борисовне Волчек, а все свои силы бросил на работу во МХАТе. Полагали, что «Табакерку» Табаков отдаст, к примеру, Володе Машкову. Машков человек очень талантливый — и режиссёр, и актёр.

— Но не тут-то было...
— Мы ошиблись. Вообще-то можно усидеть одною задницей на двух стульях. С его-то — как раз запросто. Но когда рядом трон и табуретка, то это уже сложно. Табуретку можно засунуть под трон, но не наоборот. Если только трон поломать. Я на эту тему поговорил немного с коллегами. Тут же доложили герою данной репризы.

— И что же дальше-то было?
— Дальше я понял, что больше не буду работать во МХАТе. Был сбор труппы, после которого меня вскоре «ушли». Табаков вручал памятные значки за 30 лет работы в театре — Серебряные мхатовские чайки, красивые такие значочки. Всех вызвали, кроме меня. Потом объявляет: за 29 лет работы. Я сказал: «Я вообще-то 30 лет уже работаю». Он извинился: «Ну, мы это исправим». Значок я в итоге получил и ещё какое-то время работал, хотя в лучших традициях 37-го года вздрагивал на каждый телефонный звонок. И от этого состояния я там в последние месяцы не получал никаких положительных эмоций от работы. К тому же и атмосфера в театре моментально изменилась. После достаточно демократической, когда с тобой нормально разговаривают, стали разговаривать довольно грубо, безапелляционно, я бы даже сказал, по-хамски.

— И звонок в один прекрасный день всё же последовал.
— Да, потом мне позвонили из театра, одна позже уволенная дама административная, и в трубке довольно резко прозвучало: «Вы должны завтра...» Но я сразу оборвал: «Я ничего никому не должен, кроме своих родителей». Она тон сменила и сообщила: «С вами договор не продлевают. Зайдите за трудовой книжкой».

— Переживали?
— Сначала очень переживал, а потом, стоя перед зеркалом, сказал: «Олег Павлович, огромное вам спасибо! За то, что кончилась наконец эта... фигня... И я стал свободным артистом».

— Вы же, когда руки-то развязались, стали очень много сниматься.
— Да, времени стало больше. Сериалы пошли. Но мне не стыдно за них. И «Сыщики», и «Солдаты» имели своего зрителя.

— А в реалиях армейской жизни вы легко разобрались?
— Моментально. Мы же в реальной воинской части снимали, в Нахабино, и в моём герое Павле Бородине очень много от реальных офицеров, увиденных там.

— Сами армейские как к этому образу отнеслись?
— К сериалу настоящие военные очень хорошо отнеслись. Да и менты тоже. Я как-то что-то там нарушил, гаишник насупившийся меня остановил, подошёл не спеша, но увидел меня, и сразу улыбка появилась на лице: «О, Пал Терентьич!.. Дайте автограф!» Павлом Тереньевичем меня несколько лет подряд воспринимали.

То же после выхода фильма «Жених из Майами» было. Я ехал в Домодедово, опаздывал, встречал сына. Тут меня милиционер останавливает, я выхожу из машины, чтобы объясниться. А он мне: «О, жених из Майами. Всё, иди-иди-иди...»

«Нужно удовольствие от творчества получать»

— Ваш сын Василий, как и вы, человек разнообразно талантливый...
— Вася учился и в Сорбонне, и в МГУ. Он юрист, знает языки. А сейчас работает со мной в качестве менеджера. Мы с ним даже вместе в 2006 году сняли фильм «Сапёры», работали над картиной с продюсером Сергеем Федоровичем Кучковым. Картину монтировал Вася. Очень профессионально сделал монтаж. Кучков ему предлагал снять ещё несколько картин, но, к сожалению, вскоре скоропостижно умер.

— Планируете сами ещё раз что-то поставить?
— В обозримом будущем не планирую. Мне «Сапёров» хватило. Потому что на таких проектах ты отвечаешь не только за себя, ты отвечаешь за всех. И виноват всегда ты. А на сцене либо на съёмочной площадке я отвечаю только за себя.

— Вы антрепризами для заработка занимаетесь или чтобы держать себя в тонусе?
— И гонорары важны, и в тренинге себя держать актёру полезно. А потом, ты играешь то, что ты сам хочешь играть. В театре же такого нет. Играешь, как правило, с приятными тебе людьми. Вот Маша зашла — видите, какие у нас отношения. А ведь были на моей памяти места, где люди общались только на сцене и вне сцены друг с другом вообще не разговаривали. Но вы же партнёры! Зачем тогда играть в одном проекте — непонятно... Только ради денег, что ли? Денег всех не заработаешь. Всегда нужно какое-то удовольствие от творчества получать.

— А вы удовольствие от своих ручных поделок получаете? И откуда у вас такое увлечение?
— Чеканка, металлопластика, резьба по дереву — это все с детства повелось. Я жил одно время в городе Опочка, есть такой город рядом с пушкинскими местами. Мы жили в русской избе, дядька мой был лесником, были лошадь, корова, и велось натуральное хозяйство. Там у меня творческое начало и пробудилось. Стал резать по дереву.

— У вас же даже выставки были.
— Да, одна из них была в очень престижном месте — Музее декоративно-прикладного и народного искусства. Мне выделили целый зал. И с этой выставкой ещё одна история связана. Тогда был Авдеев министром культуры. Интеллигентнейший человек, умница. Я его пригласил на открытие выставки. Прийти на открытие он не мог, но на следующий день пришёл. А в это время Владимир Яковлевич Мотыль никак не мог закончить свою последнюю картину под названием «Багровый цвет снегопада». У него не было денег на озвучку. А наша семья дружит с его дочерью, Ирой. Она узнала, что будет министр, и пригласила Владимира Яковлевича.

— И фильм всё-таки удалось закончить.
— Да. Они вдвоем походили по выставке, ну Авдеев-то прекрасно знал, кто такой Мотыль. Потом он его посадил к себе в машину, и в результате фильм был доделан.

— Да. Спешите делать добрые дела. А где вам легче работать — на съёмочной площадке или в телевизионной студии?
— Комфортнее, бесспорно, в студии. Там все совершенно очаровательные люди: и осветители, и звукорежиссёры, и операторы, и продюсеры, и редакторы.

— Но ведь вставать то ни свет ни заря нужно.
— Дело привычки. Я сегодня там всю ночь провёл и в 8:30 освободился. Провел последний прямой эфир, вернулся домой, поспал, а вечером приехал на спектакль.

— Здорово! Что пожелать хотите читателям?
— Прочтите книгу «Матильда», очень интересная книга. Алексей Учитель, режиссёр, сейчас начинает снимать фильм про Матильду Кшесинскую, он эту книжку прочитал. И она ему понравилась. И вообще обратите внимание на творчество Татьяны Бронзовой. У неё сейчас новая книга готовится. Я так говорю не потому, что она моя жена, а потому, что она пишет так, что я сам оторваться не могу. И женская душа в её произведениях присутствует в полной мере. А вообще желаю читателям и читательницам не падать никогда духом и не забывать про изящные искусства. Про музыку, кино, живопись и театр. Без них жить невозможно.