Что ни картина с её участием — то шедевр. Что ни режиссёр — то классик. Что ни партнёр — то величина. «Молодая гвардия», «Дело Румянцева», «Высота», «Дорогой мой человек», «Девчата», «Женитьба Бальзаминова»... Её снимали Герасимов, Пудовкин, Хейфиц, Зархи, Швейцер... Партнёрами были Баталов и Рыбников, Мордюкова и Гурченко, Гарин и Вицин, Леонов и Шукшин... Что ещё к этому добавить?

Беседовал Андрей Колобаев

— Инна Владимировна, давайте обо всём по порядку. Итак, идёт война, а вы выбираете профессию актрисы. Почему?
— Вы наивный человек! Жизнь-то шла бурно. Новосибирск, где тогда жила наша семья, — традиционно очень театральный город, а во время войны и подавно. Туда из Ленинграда были эвакуированы Александринский театр, ТЮЗ, Филармония. И потом разве время определяет, что в душе у человека? Я не вылезала из театров, училась в музыкальной школе, играла в драмкружке. Мы ездили со спектаклями по госпиталям и имели огромный успех. На наши репетиции приходили выдающиеся мастера сцены: Корчагина-Александровская, Юрьев, Николай Симонов. Кстати, это Симонов первый сказал мне: «Надо поступать в театральный!» И он не просто, а с нажимом это сказал... Для меня играть — это было всё! Вне сцены я себя не представляла.

— Помните свою первую роль?
— Ещё бы! Это было в начальной школе, когда мне доверили бессловесную роль поповны в пушкинской «Сказке о попе и работнике его Балде». А вот своей второй ролью я вообще всех сразила наповал. Я же была очень весёлая, озорная — энергия так и била ключом. Помню, перед премьерой (я играла Паньку в пьесе «Кухаркины дети») я почему-то решила, что все мы должны волноваться. А раз так — надо выпить валерьянки. Я понятия не имела, как её нужно пить, но хотела, чтобы все было по-настоящему. И саданула чуть не четверть стакана. Реакция на валерьянку оказалась сродни кошачьей: на сцене я буйствовала. Посуду начала бить. Артистка же! И родители, и все кругом знали, кем я буду.

— Тогда почему поступать решили не в театральный, а в Институт киноискусства?
— Случайно узнала, что эвакуированный в Алма-Ату ВГИК объявляет первый набор. Лето 1943 года, Курская дуга позади, началась реэвакуация... Я собрала чемоданчик со скромными пожитками, и — в путь. Приезжаю, а там девочки — «первые ласточки» — уже больше месяца живут, а до экзаменов ещё месяц. Педагоги решили сразу всех отсеять, чтоб не мариновать. Прослушали, собрали и объявили каждой популярно, почему ей нужно ехать домой, забыв об актёрской профессии. Очередь дошла до меня, и я услышала: «А вам, девочка, мы советуем остаться!» Я словно громом была поражена. Вскоре ВГИК вернулся в Москву, и руководителем курса был назначен Сергей Герасимов.

— Кстати, а как Герасимов отреагировал, узнав, что вы однофамилица его жены Тамары Фёдоровны?
— Он сказал: «Ещё одна Макарова. Посмотрим, оправдает ли фамилию!»

— Оправдали?
— Вспомнила смешной случай. Мы играли этюд по Джеку Лондону. Все — на сцене, а мы с Женькой Моргуновым за кулисами гавкали за целую свору собак. Вдвоем подняли такой вой и лай, что получили «пятёрки» — единственные в этом этюде. Герасимов так и сказал: «Лаяли вы гениально!» (Смеётся.) О, как я рада была!

— Провинциальная девочка из города Тайга вдруг оказывается в самом сердце страны. Голова кругом не пошла? Вам тогда уже было знакомо такое понятие, как первая любовь?
— Да бог с вами! Для меня это было ещё слишком рано. Кто-нибудь из мальчишек чмокнет в щёчку, а я возмущаюсь: «Какой ужас!!!» Это мне казалось настолько лишним, ненужным... Ухаживать — пожалуйста, но чтобы что-нибудь другое, да избавь бог! На втором курсе Герасимов с нами объединил «режиссёров», потому что у нас играть мужские роли в этюдах было некому. У нас был один Женька — худенький, высокий, красивый мальчик. Только на третьем курсе с фронта стали мужчины приходить на актерский факультет.

— Марлену Хуциеву принадлежат такие строки: «Это было то время, когда уже по институту ходили легенды о «Кармен» с Инной Макаровой...»
— Такие курсовые показы Герасимов устраивал на сцене Театра киноактера. Сначала «Кармен», а потом мы показали несколько сцен из «Молодой гвардии»... Вот где был настоящий фурор! Было столько народу! Я помню, как Козловского не пускали, потому что они с женой опоздали!

— Это правда, что как только Герасимов решил поставить «Молодую гвардию», вы сразу решили играть Любку Шевцову?
— Правда. Ещё в 43-м мне мама написала, что в Краснодоне геройски погибли молодые ребята, члены какой-то подпольной организации. Поэтому я запоем прочла роман и влюбилась в эту героиню. И когда Герасимов решил ставить студенческий спектакль, я даже не могла ни о какой другой роли думать.

— Говорят, когда вы в «тюремной сцене» запели «Дывлюсь я на нибо...», Фадеев заплакал. Ещё одна красивая легенда?
— Мне так рассказывали. Плакали многие — ползала. Я видела, как они смотрели на нас снизу — Фадеев, Бабочкин, Раневская. У них глаза были влажными, но сияли. Они так нам аплодировали! Кого я там только не видела за эти полтора месяца, пока шёл спектакль, — Мордвинов и Крючков целовали мне руку. А однажды Тамара Федоровна подвела меня к Эйзенштейну. Он долго-долго молча смотрел на меня, а потом, как мой дедушка, погладил меня по голове. И только недавно я узнала, как лестно он говорил обо мне на своём курсе. Кстати, мало кто знает, что эпизод «концерта перед немцами» я играла в платье Марики Рёкк, любимой актрисы Гитлера. Его специально привезли из Берлина со студии «ДЕФА». Оно мне было велико, пришлось ушивать.

— Вы сразу были утверждены на роль Любки Шевцовой?
— Герасимов очень ко мне хорошо относился и знал мои возможности. Но он ждал, что скажет Фадеев, не мог принимать такое ответственное решение в одиночку. А после того просмотра Фадеев сказал: «Я не знаю, какая Макарова была Кармен, но что она — Любка Шевцова, я вас уверяю». Ещё шло заседание экзаменационной комиссии, когда ко мне подошёл шофер Герасимова и тихо, по секрету, сказал: «Любку будешь играть ты. Фадеев сказал». Это и решило мою кинематографическую судьбу.

— Как вы относитесь к слухам о том, что якобы Фадеев застрелился из-за «Молодой гвардии»? Из-за искажения исторической правды?
— Неправда! Так легко с жизнью не расстаются. Проблемы с «Молодой гвардией» он как раз пережил и написал вторую редакцию. Он был тяжело болен — у него был цирроз печени, и он был обречён. Это, я думаю, одна причина. А другая. Фадеев был человек очень искренний, и он разочаровался в партии, видимо. Когда он увидел весь ужас того, что творилось, идеалы разрушились...

— Вы лично встречались?
— Только в общей массе — он мне даже Сталинскую премию за фильм вручал в 1949 году. Есть такая фотография: мне, Ляле Шагаловой, Володе Иванову, Сереже Гурзо и Нонне Мордюковой. Ещё наградили Герасимова и оператора Раппопорта. Сто тысяч рублей мы поделили на всех — режиссёру с оператором по десять тысяч, а все остальное разделили на нас. Для меня это были большие деньги.

— На что потратили?
— Мы с Лялей Шагаловой решили на все деньги купить по цигейковой мутоновой шубе, которые только что завезли в ЦУМ. Но за ними были дикие очереди! И мы решили, по чьей-то подсказке, пойти в Моссовет. Какой-то большой начальник нас сочувственно выслушал и позвонил директору. Вскоре нам передали свертки. Шикарная была шуба — я её носила лет десять. Вот и вся премия...

— Фильм «Молодая гвардия» открыл для нашего кинематографа целую плеяду замечательных актёров.
— Да, Сергей Аполлинариевич пошёл на риск, доверив тогда своим студентам главные роли. Наш курс называли «молодогвардейским», окончили его тринадцать человек, но зато кто! Сергей Бондарчук, Анатолий Чемодуров, Глеб Романов, Клара Лучко, Людмила Шагалова, Евгений Моргунов. Картина открыла тогдашнему советскому кинематографу целую плеяду талантливых актёров и режиссёров — Нонну Мордюкову и Вячеслава Тихонова, Сергея Гурзо, Георгия Юматова, Тамару Носову, Виктора Авдюшко. А ещё были ребята, которые репетировали с нами сцены, помогали на съёмочной площадке, а впоследствии стали значительными фигурами в кино: Юрий Егоров, Самсон Самсонов, Юлий Карасик, Татьяна Лиознова, Аида Манасарова.

— А как вы пережили испытание «медными трубами»? Так называемую «звёздную болезнь»?
— Господи, какая звёздная болезнь, когда у всех жизнь была такая трудная?!

— А поклонники с поклонницами? Рассказывали, будто однажды толпа почитателей оцепила ваш дом, а человек 20 самых отчаянных ворвались в вашу комнату. Было?
— Да, врывались в наш подвал с крысами. Узнавали на улицах, появились обложки в журналах, восторженные рецензии. Но я даже не могу сказать, что я этим наслаждалась, потому что очень тяжело жили физически и материально. Да ещё и замужество — всё это для меня было как снег на голову.

— После «Молодой гвардии» появились сразу две звёздные семейные пары: Тихонов — Мордюкова и Макарова — Бондарчук. Как вы познакомились с Сергеем Фёдоровичем?
— Он после фронта пришёл на наш курс. А познакомились на репетиции «Идиота», где я играла Настасью Филипповну. Уже при первой встрече стало понятно, что мы с ним невероятно разные люди. Он — фронтовик, взрослый, сформировавшийся человек, я — школьница с некрашеными губами, косичками и ветром в голове. И всё же он влюбился. Я сама не понимаю, почему Сергей Фёдорович обратил внимание именно на меня — там ведь были такие красавицы, взрослые девушки, в него влюблённые все! Ой, была Клава Липанова — такая красавица, и очень Серёжу любила. Потом у него первая жена была, о которой я понятия не имела. Они вместе учились, поженились перед войной, потом расстались. И вдруг она решила его вернуть. Приехала в Москву, одну ночь переночевала с ним и... забеременела.

— Он вам сам об этом рассказывал?
— Нет. Я только помню, как он получил телеграмму о том, что родился сын. Мы в то время ещё не были женаты. Даже романа как такового не было. Я помню, съезжаю с перил (я любила скатываться с перил — такая была!), он стоит и показывает мне телеграмму. Говорю: «А ты послал ответ?» — «Нет». — «Немедленно пошли! А то молоко может пропасть!» Потом в суде эту телеграмму представили как доказательство того, что он её муж, хотя от ребёнка никто никогда и не отказывался. Суды были, это было ужасно. Очень неприятная история, не хочу вспоминать. Поженились мы в 47-м. Свадьбы толком у нас не было, даже из-за безденежья подвенечного платья не купили. Я ему много раз повторяла перед загсом: «Серёж, давай поживём годика три просто так. Вдруг разойдемся, и что тогда?» Конечно, это не значит, что я была против, наоборот, но я ведь ещё совсем девчонкой была. К тому же у нас ни кола, ни двора — жить негде. Он был непреклонен. У меня тогда даже паспорта не было, а только временное удостоверение, развалившееся на четыре части. Он сидел и всю ночь его склеивал. Моей маме письмо отправил, где просил моей руки и благословения. Это «послание в Сибирь» он писал два дня — извел несчётное количество бумаги на черновики, а обдумывал две недели. Очень волновался.

— Ухаживал красиво?
— Сережа, конечно, не был похож на остальных. Он очень романтично ухаживал, каждый день меня провожал в любую даль, относился очень бережно. И потом настолько все уже привыкли, что мы вместе, что нас воспринимали как данность — нам даже паёк сразу выдавали на двоих. Цветов он мне сколько дарил! Откуда, думаю, берёт? Воровал, конечно! Однажды принёс такую роскошную чайную розу...

— После нашумевшего фильма вам сразу дали квартиру в столице?
— Если бы! Пока искали жильё, ночевали на диване в Театре киноактера, откуда нас гонял сторож-пожарник. Потом снимали угол в подвале на Садово-Триумфальной. Комната обогревалась железной печуркой, там водились крысы — большие, как кошки. Это было ужасно. В этом подвале мы с Сергеем и встретили всесоюзную славу. А потом вышло продолжение «шубной» истории. Сергей был в Киеве на съёмках «Тараса Шевченко», а я пошла к дядечке в Моссовет поблагодарить за шубу. Рассказала, что мне негде даже прописаться. «Ну что ж, напишите заявление. Вы же не с улицы, а лауреат Сталинской премии». Я нацарапала что-то на бумаге и тут же забыла об этом. И вдруг спустя пару месяцев примчалась соседка с невероятной вестью: «Тебе квартиру дали!» Я приехала к Сергею в Киев и помахала перед его лицом ордером. О, это было счастье. На радостях я даже забеременела. Так что Наташа родилась уже в новой квартире.

— После такого яркого дебюта посыпались предложения от режиссёров?
— Ничего и не могло посыпаться, потому что был период малокартинья — снималось по шесть-семь фильмов в год. И следующую большую роль в фильме «Высота» я ждала почти десять лет.

— Зато после «Высоты» вас сразу пригласили в картину «Дорогой мой человек», принесшую ещё одну волну всенародной любви. Говорили, что Юрий Герман писал сценарий фильма специально под вас.
— Под меня и под Алёшу Баталова. Мы уже до этого работали вместе — на съёмках «Дела Румянцева». Эта картина — из самых любимых.

— На съёмках этого фильма вы приняли решение о разводе с Бондарчуком. Говорили, что расстались из-за того, что и у вас, и у него были романы на стороне.
— Какая чушь! У меня не было никакого романа! Не поэтому мы расстались. Десять лет мы прожили вместе. Не хочу сейчас мазать всё одной краской — черной или белой. Сергей мне очень многое дал. Мы высоко друг друга ценили. Но всё-таки у нас с Бондарчуком была не та любовь, с которой живут долго. Я поняла: мы разные люди. Сначала летали друг к другу в разные концы на съёмки, как птицы, а потом это стало утомительно. Когда мне предложили съёмки в «Дорогой мой человек», я, улетая в Ленинград, решила: пора расставаться!

— То есть никто никого не бросал?
— Разумеется, нет. Сергей Фёдорович вообще не собирался уходить из дома, умолял всё начать заново. Но я так устала от пошлости, звонков, анонимок, постоянных разъездов, проявлений тяжелого характера и прочего, что забрала у него ключи и самостоятельно стала воспитывать Наташку. Меня даже вызывали в ЦК, чтобы нас помирить. Никакого романа у меня не было в тот момент, и уходить мне было не к кому. А когда я осталась одна и прошло время, у меня оказалось много поклонников. Чересчур много. Но я долго не выходила замуж, пока вот не встретила Мишу.

— Чем он вас покорил?
— Я не могу сказать, что он меня покорил как-то особо. Просто он человек другой профессии, неведомой мне, с удивительным мышлением, взглядами на жизнь — мне с ним очень интересно. Он известный хирург, профессор-пульмонолог. Много оперирует, каждый день спасает людей от смерти, приходит домой выжатый, а я создаю уют. Мне с ним очень легко — у нас абсолютная гармония. Это те отношения, которых мне так не хватало в первом браке.

— А познакомились как?
— Удивительная история. Я встречала Мишу в Новосибирске ещё во время войны. Он заканчивал медицинский, а я выступала в госпитале, где он практиковался. Мы даже уехали одновременно — в 43-м. И потеряли друг друга. А потом спустя годы я искала хорошего врача для мамы, и мне порекомендовали чудо-доктора. Оказалось, что это он. И с тех пор мы более тридцати лет живём вместе под одной крышей.

— И напоследок. Сейчас вы с кем-нибудь из «молодогвардейцев» общаетесь?
— Дружить не дружим, но перезваниваемся. С теми, кто ещё остался жить на этом белом свете. После того как Нонну Мордюкову и Славу Тихонова похоронили, остались только Ляля Шагалова и я. А фильм уже не показывали десятилетия...