Даже не верится, что долгие годы она довольствовалась крохотными ролями и, в общем, пропадала в Безвестности. как не смогли разглядеть — загадка. И повод для мимолётной грусти — годы ведь не вернуть. Но та страница уже перевернута, сейчас Нонну Гришаеву буквально раздирают на части. Она отказывается от подавляющего большинства предложений и, тем не менее, работает безостановочно. Что удивительно, успех пришел тогда, когда карьера перестала быть для актрисы самым важным и на первый план вышла... любовь.

Беседовал Дмитрий Тульчинский

«Условие для отдыха — отель, где нет русских»

— Нонна, несколько дней назад мы с вами разговаривали — у вас был очень усталый голос. Сильно изматывает вся эта востребованность безумная?
— Да, очень сильно. Но, как ни странно, в конце каждого спектакля ты получаешь такой заряд энергии, что потом, несмотря на сильную усталость, ещё долго не можешь заснуть. Это ещё Роман Виктюк, у которого дебютировала в театре Вахтангова, мне говорил. Он всегда очень серьёзно и долго выстраивал поклоны — это целое действо было. Спросила как-то: «Зачем, Роман Григорьевич?» «Детонька, — отвечает, — ты три часа отдавала им энергию. На поклонах забирай обратно».

— Роман Григорьевич — мудрый человек, знает, что говорит.
— И я абсолютно понимаю это сегодня, играя «Зорро». Когда тысяча шестьсот зрителей отдают эту энергию на поклонах, такой мощный поток идёт на нас — благодарности, восторга. Ну очень сильно ощущается, просто невероятно сильно.

— Но когда приезжаете домой, наверное, полный выдох и опустошение?
— Да нет, я же говорю, что ещё долго не можешь заснуть, потому что находишься в состоянии энергетической наполненности.

— Тем не менее сейчас вы едете отдыхать. Далеко, надолго?
— Еду с мужем на Мальдивы. На десять дней.

— Думаете, хватит?
— Больше не получается, к сожалению. Но вы знаете, для меня даже один день отдыха уже очень много значит. Например, сегодня у меня не было спектаклей — выходной день. Я провела его с ребёнком. И сейчас, вечером, совсем не уставшая, у меня прекрасное состояние.

— Сейчас — да, совсем другое дело.
— Ну вот. Поэтому для меня один день — уже дар божий. А десять дней — просто блаженство.

— На десять дней сможете расслабиться и совсем не думать о работе?
— Нет, я беру с собой кучу материалов, которые мне нужно будет перечитать. То есть в основном на отдыхе буду читать. И учить сценарий. Потому что приезжаю — и на следующий день начинаются съёмки.

— Всё ясно: весь отдых насмарку — вот как это называется.
— Ну почему? Лежишь себе, отдыхаешь, читаешь, учишь текст... Это же не физическая работа. Да нет, нормально.

— Надеюсь, действительно десяти дней вам хватит. Потому что, с одной стороны, конечно, радуешься за вас, а с другой — как-то даже жалко.
— Всё-таки востребованность — медаль о двух сторонах. Безусловно. И даже что касается отдыха — раз уж затронули эту тему. Когда с мужем выбирали, куда поехать, я сказала, что главное мое условие — отель, где нет русских. Вы знаете, в прошлом году ездила с дочкой в Эмираты, мы поселились в отеле, где было очень много русских, — и мне совершенно, ни на секунду не удалось расслабиться, потому что постоянно брали автографы и подходили фотографироваться. К концу отдыха состояние было уже близкое к истерии, единственное, чего хотелось, — чтобы все наконец оставили меня в покое. Поэтому в этот раз я сказала: отель, где нет русских!

— Неужели нашли такой?
— Нашли. Заказывали номера через нашего друга в Америке.

— Вот один из минусов вашего положения. Плюсы-то всем понятны и видны...
— Да, все их знают. А когда кому-то говоришь о минусах, чаще всего слышишь в ответ: «Да ладно, не криви душой, тебе же это нравится»... Нет. Мне это нравилось первое время. А сейчас — очень сильно напрягает.

— Ещё не пожалели о том, что пустились во все тяжкие?
— Вы знаете, я же сама не стучалась в двери и не лоббировала как-то себя на телевидении. Оно же само на меня свалилось. Поэтому — ну, значит, так надо, значит, кому-то это нужно.

— Безусловно. Последние три-четыре года вы нужны абсолютно всем.
— Ну, четыре — это вы махнули. Я бы сказала, года два.

— Это смотря с чем или с кем сравнивать. Думаю, о вашей популярности четырёхлетней давности мечтают 90 процентов актрис, а уж о нынешней — все 120. Вы ждали это время, подгоняли его?
— Вы знаете, когда мне этого очень хотелось и мои приоритеты были расставлены так, что на первом месте стояла карьера, я многое упустила в семье. А как только поменяла приоритеты, как только махнула рукой и решила, что теперь для меня главное — семья, как ни странно, тут же всё само собой и пришло. Я совершенно чётко помню этот момент. Когда в стране ударил кризис, это был октябрь месяц, — на меня одновременно свалилось три проекта. Даже как-то неудобно было перед коллегами, потому что все оказались без работы, а у меня — «Папины дочки», «Большая разница» и «Две звезды». Одновременно три настолько мощных проекта на телевидении. Ну... вот так случилось.

— Но я имею в виду: то, что случилось, — долгожданный успех, выстраданный? Или действительно ни с того ни с сего, как снег на голову?
— Вы знаете, я бы не сказала «выстраданный», он — выработанный. Ещё раз повторяю: я не ломилась в двери и никогда ни у кого ничего не просила. Я просто очень много работала. И люди, которые меня где-то видели и как-то знали, просто в какой-то момент вспомнили обо мне: а есть же вот эта, надо её...

— Как по Булгакову: никогда и ничего не просите — сами предложат и сами всё дадут.
— А это вообще мой главный жизненный принцип.

«Меня обидели в театре, я не смогла это пережить»

— Как думаете: хорошо, что всё «дали» сейчас, а не тогда, когда вы этого так сильно хотели?
— С одной стороны, хорошо — потому что я готова к этому абсолютно. А с другой... Немножко обидно. Понимаете, мне в этом году сорок...

— Так запросто об этом говорите?
— Ну, это же глупо скрывать — в интернете всё написано. Просто, может быть, лет десять назад у меня было бы гораздо больше сил... Вот эти десять лет в театре Вахтангова. Такие долгие. Маленькие роли, проходящие... Немножко жалко мне этого упущенного времени, очень жалко. Когда шла в театр, мне казалось, что тут-то все педагоги, — они же коллеги твои, они же все прекрасно знают, на что ты способна. И не надо никому доказывать, что ты талантлив, — все же понимают... А доказывать пришлось. Просто обидно, что в театре меня использовали процентов на 30, ведь я могла бы давать все сто. Вот что огорчает немножко. Что в театре Вахтангова столько лет прошло, так скажем, мимо.

— Можете сказать, что и впустую?
— Нет, я не могу сказать, что впустую. Даже маленькие роли были для меня очень важны. Но всё равно... Понимаете, просто есть несколько ролей, о которых я мечтала всю жизнь. А сейчас уже, поскольку такой возраст, я понимаю, что мне уже их не сыграть. Вот что обидно. Время ушло...

— Про какие роли говорите?
— Это «Кабаре» — Салли Боулз, это «Моя прекрасная леди» — Элиза Дулитл...

— А почему, собственно, нет? Неужели о себе можете говорить уже в прошедшем времени?
— Ну, понимаете, в том же Театре им. Вахтангова насчёт спектакля «Мадемуазель Нитуш» мне ведь уже намекнули, что — всё, мол, хватит.

— А в своё время, если не ошибаюсь, спектакль на вас и ставился.
— Да. И поиграла его я всего три года. А ждала... двенадцать лет.

— Из Вахтанговского театра вы ушли?
— Нет. Вчера играла «Пиковую даму», завтра — «Без вины виноватые». Поэтому не могу сказать, что ушла из театра. Я ушла из труппы, забрала свою трудовую книжку. Но осталась на договоре и играю несколько спектаклей.

— Однако на сайте Вахтанговского вы теперь значитесь в разделе «актёры других театров».
— Да, я теперь актриса театра «Квартет И».

— Замечательный театр. Но Вахтанговский — знаковый, с историей. Многие актрисы, которые имеют успех на ТВ, уходят из театра. Не боитесь потом пожалеть?
— Это вообще никак не связано с тем, что я на телевидении. Меня просто обидели в театре. Со мной поступили неправильно и несправедливо. И я не смогла это пережить. Только потому и ушла.

— А в чём несправедливость?
— На мою роль в спектакле «Мадемуазель Нитуш» ввели третий состав. Совершенно не спросив меня об этом, не поговорив даже. И намекнули, что пора давать дорогу молодым — «Ну сколько тебе играть ещё этот спектакль?» Поэтому я сказала: «Хорошо. Тогда до свидания».

— Не самое приятное расставание. В Вахтанговском сейчас вообще пора перемен: «наши» — «не наши», «дружим» — «не дружим». Почувствовали, что такое зависть?
— Вы знаете, в моём театре — а я по-прежнему его считаю своим — есть огромное количество людей, которые искренне за меня рады. И следят за моими успехами, и ходят на мои спектакли теперь в другие театры. Когда я появляюсь в Вахтанговском, многие из них со слезами на глазах бросаются ко мне, говорят о том, что раньше во время спектакля «Мадемуазель Нитуш» они сбегались, собирались за кулисами, чтобы послушать мою песню, а теперь выходят из зала. Но эти все люди — не артисты. Это костюмеры, гримёры, билетёры...

— Это люди, кровно не заинтересованные. А есть же масса актрис...
— Поэтому и говорю: люди, которые радуются за меня, в основном не артисты.

— Разочаровались во многих?
— Вы знаете, я долго проработала в театре. Поэтому, собственно, и не ожидала бурных восторгов в мой адрес со стороны артистов. Я всё понимаю про театр. Я очень люблю театр — как способ общения со зрителем, как обмен энергией, как по-настоящему живое искусство. С этой точки зрения театр я просто обожаю. Но всё, что касается закулисья и театра как организма, — уже не приемлю.

— Вахтанговский — ещё и очень сложный театр: высоколобый, высокомерный...
— Весьма.

— И я думаю, это не решение Туминаса (худрук театра им. Вахтангова. — Авт.) ввести вам третий состав.
— Нет-нет, что вы. Наоборот, когда совсем хотела уйти из театра, Туминас уговорил меня остаться играть в тех спектаклях, где я занята.

— А подруги у вас в театре есть?
— Подруг не может быть среди актрис.

— Например, вы учились с Ароновой...
— Ещё раз повторяю: подруг в театре не может быть априори. Актрисы дружить не могут.

«Мысли о побеге в Одессу меня до сих пор не покидают»

— В одном интервью вы сказали: я в 16 лет и я сейчас — диаметрально противоположные личности. Какой вы были в 16?
— Очень доверчивой, очень любвеобильной, очень наивной. И очень открытой.

— Теперь, значит, всё наоборот. Но с тем набором качеств покорять Москву, наверное, очень сложно?
— А я не ехала покорять, у меня не было такой задачи — хотела просто закончить театральный вуз и вернуться в Одессу, в свой родной Театр оперетты.

— Серьёзно? У вас не было никаких наполеоновских планов?
— Нет-нет, вы знаете, я настолько люблю свой город, настолько не могу жить и дышать без него, что у меня даже мыслей таких никогда не было. Но! В Одессе есть киностудия, там несколько хороших театров. А театрального вуза нет — что вообще нонсенс. И что мне было делать? Поехала в Москву. С абсолютно чётким намерением вернуться. Никто же не думал, что по окончании училища меня будут приглашать сразу три лучших театра Москвы. То есть так просто жизнь сложилась: и замуж вышла, и в театр взяли. Пришлось остаться. Но каждый год, каждое лето я возвращаюсь домой. Потому что это мне совершенно необходимо.

— Если говорите «пришлось», наверное, первые годы в Москве тяжело дались?
— Чудовищно тяжело. Очень тяжёлый был быт. Очень тяжёлый был первый брак. Очень тяжёлые были первые годы в театре. Вообще, жизнь тяжёлая была тогда. Голодали, просто реально голодали. Мелочь собирали по карманам, чтобы доехать до театра.

— Часто думали о побеге из этой холодной со всех смыслах Москвы?
— Всегда. Я всегда сбегала домой, в Одессу, где мне сразу становилось хорошо. Только выходила из поезда, вдыхала этот воздух морской, — и тут же успокаивалась. И мысли вернуться обратно меня до сих пор не покидают. Я мечтаю о доме на берегу моря и надеюсь, что на старости лет всё-таки вернусь в Одессу.

— Это случится ещё очень не скоро. Пока же перед вами покорённая не Москва даже, а целая страна. Но магия телевизора такова, что многие воспринимают вас как артистку-пародистку. Не обидно?
— Нет, мне не обидно. Наоборот, приятно, когда люди приходят на «Зорро», или на наш концерт с Александром Олешко, или в театр Вахтангова — чтобы увидеть «кнопочного персонажа», как нас называют, и вдруг совершенно обалдевают от того, что — «Боже мой! Оказывается, и так она может!»

— Мне кажется, и по телевизору видно, что можете вы абсолютно всё.
— Нет, далеко не все понимают, что я могу сыграть, например, что-то романтическое. Поэтому люди совершенно обескуражены и потом, после спектакля, я слышу такие слова, которые дорогого стоят. Особенно это касается нашего творческого вечера с Олешко, потому что именно там мы делаем то, что нам больше всего интересно.

— Знаете, многие актёры, оценивая пародистов, говорят: да что здесь особенного — любой второкурсник так может. Согласны?
— Не любой. У кого-то получается, у кого-то нет. У меня на втором курсе это действительно получалось очень хорошо, я расцвела на разделе наблюдений.

— Вы и Олешко часто говорите, что никто не обижается на ваши пародии. Но ведь такого быть не может.
— Не знаю, мне кажется, что люди, у которых всё в порядке с чувством юмора, которые адекватны, обижаться на наши пародии не станут. И потом, понимаете, я ещё безумно требовательный
человек. Например, когда делали пародию на Софию Ротару, мне её переписывали четыре раза. Потому что я не могу обидеть певицу, женщину, перед которой преклоняюсь всю жизнь. В общем, как-то работаем, чтобы люди не обижались. Наверное, не всегда получается — недавно мне сказали, что Надежда Бабкина обиделась. Но больше ни про кого не слышала, наоборот, при встрече все благодарят, всевозможные восторги высказывают.

«Ради детей отказываюсь от 90 процентов предложений»

— От жизни публичной к жизни личной, если позволите. Вы были замужем за актёром, потом жили с бизнесменом. Ваш нынешний муж — и бизнесмен, и актёр. Это идеальный вариант?
— Для меня — да. Потому что ему интересно то же, что и мне, мы живём на одной волне, у нас одни интересы. И в то же время он независим от этой профессии. Есть работа в театре — играет. Нет — занимается бизнесом. Да, был в моей жизни только бизнесмен — и это было просто невозможно, общие интересы отсутствовали напрочь. Был в моей жизни только артист. Это тоже было невозможно, потому что профессия для мужчины — чудовищная: очень тяжёлая, зависимая. А у Саши в этом плане всё прекрасно.

— Сейчас он, насколько понимаю, ещё и ваш директор. Личные отношения не мешают служебным и наоборот?
— Нет, абсолютно. Какие служебные отношения — он мне просто помогает. Я же не плачу ему зарплату. А всё, что зарабатываю, — всё в дом.

— Извиняюсь, так бизнес вашего мужа называется «Нонна Гришаева»?
— Да нет, Господь с вами. У него свой бизнес, он занимается ювелирным делом. И мне, как вы понимаете, очень нравится его бизнес.

— Четыре года назад вы второй раз стали мамой. Это было больше желание мужа или ваше?
— Обоюдное абсолютно желание. Поэтому у нас мальчик такой потрясающий — потому что в такой любви зачат и рождён. Могу сказать, что именно с появлением сына мои жизненные приоритеты поменялись, на первое место встала семья. Теперь стараюсь отказываться от 90 процентов предлагаемой мне работы — именно ради детей, ради того, чтобы они постоянно ощущали мое внимание, участие, заботу.

— И без этих 90 процентов у вас работы уйма. Нечасто, наверное, удается быть мамой в полном смысле этого слова?
— Стараюсь ею быть каждый день, если честно. Но, поскольку спектакли вечерние и долгие, в основном по утрам удаётся быть мамой в полной мере. А если нет спектакля, как сегодня, — просто целый день провожу с ребёнком и абсолютно счастлива. Я ведь из разряда безумных, сумасшедших мам, трясусь над своими чадами. И конечно, ужасно их люблю и ужасно балую.

— За кого приходится больше переживать: за Илью или за Настю?
— Наверное, за Илюшу всё-таки. Потому что маленький ещё. С Настей как-то попроще, всё можно объяснить. Хотя Илюше тоже можно — даже в своём возрасте он уже довольно умный мальчик и всё понимает. Если логически объяснить, почему нет, — он поймёт. Главное, иметь терпение.

— У Насти сейчас непростой возраст. Проблем возникает много?
— Я постаралась их предвосхитить, предупредить. Написала книгу «Советы дочкам». Настя — а она учится в художественной школе — делала иллюстрации к этой книге, соответственно, всё прочитала, и не раз. Поэтому многое сама уже поняла о том, что сейчас с ней происходит. А уж я про этот возраст знаю просто всё — когда писала книгу, постоянно общалась с врачами, с психологами. Многие мамы даже не понимают, почему ребёнок ведёт себя так неадекватно в этом возрасте, откуда эти беспричинные слёзы, беспричинная апатия. А я знаю. Это всё гормоны. И Настя уже всё понимает про себя. В общем, пока что находим взаимопонимание. Слава Богу...

— Как Настя воспринимает вашу популярность? Она ей мешает, помогает?
— По крайней мере, она не пытается ею пользоваться. Настя очень скромная девочка. Мы приезжали раньше каждый год на фестиваль в «Артек». Дети буквально набрасывались на меня за автографами, все со мной фотографировались. Говорю Насте: «Ну подойди ко мне, встань рядышком». «Да нет, мам». Она отходила в сторонку и скромненько так стояла. Совершенно адекватная девочка в этом плане.

— А Илья, у которого возраст сейчас тоже интересный, — что говорит, когда видит вас по телевизору?
— Илюша настолько часто видит меня на экране, что уже привык, мне кажется. Для него гораздо интереснее было увидеть меня на сцене — два дня назад водила его на спектакль «Моя зубастая няня», вот это действительно произвело на него впечатление. А по телевизору... Разве что одну его реакцию запомнила. Года два назад в «Двух звёздах» с Мариком Тишманом пели песню «Последний бой». И в ней я исполнила «а капелла» куплет колыбельной, которую всегда сыну пою — «Спи, моя радость, усни». Илюше года два было, он сидел, смотрел. И вдруг стал улыбаться. Понял, что ему пою...