Игорь Корнелюк популярен и любим уже много лет. Сначала страна поголовно танцевала под его шлягеры, потом, утирая слёзы, сопереживала героям «Бандитского Петербурга» под хит о городе, которого нет. Чуть позже восхищалась балом у Сатаны в фильме «Мастер и Маргарита», который разыгрывался под мощное звучание написанного им вальса.

Беседовала Ольга Журавлева

Композитор сегодня увлечён новой идеей. Всё свободное время он посвящает проекту, который обещает раскрыть нам нового Корнелюка. Мы побывали в загородном доме композитора и за неторопливой беседой под бой домашних часов, которые отсчитывают время в каждой комнате, предались воспоминаниям.

— Игорь, вы всегда понимали, что будете композитором?
— Да. Мне было пять лет, жили мы в Бресте, и у нашего соседа — педагога музучилища играли свадьбу. В то время у меня был звонкий голос, и меня попросили спеть, что я с удовольствием сделал. После моего выступления к отцу подошли профессиональные музыканты и сказали, что он должен меня отдать в музыкальную школу. Я с удовольствием воспринял эту идею и пошёл учиться музыке, но очень скоро понял, что, в то время когда за окном звонко бьёт мячик, я должен играть скучные гаммы и этюды. И мне это совсем не понравилось. А в семь лет впервые сочинил мелодию. Во время урока сольфеджио в класс зашёл директор и сказал: «Наша ученица написала стихи о России. Никто не хочет сочинить музыку?» Набравшись наглости, я сказал: «Можно попробую?» В результате песню отправили на республиканский конкурс и мне дали диплом. Сочинять песни было интересно, и я довольно часто это делал. Вскоре ко мне прилепилась кличка «композитор». Мне было двенадцать лет, когда в музыкальной школе организовался вокально-инструментальный ансамбль. И я, конечно, начал в нём играть.

— Какой был репертуар?
— Сначала детские песни, но мы быстро из них выросли и играли The Beatles, Deep Purple, Nazareth, Boney M, ABBA. Попугайничали, конечно, но очень скоро я стал писать для ансамбля свои песни. Кстати, я очень рано начал зарабатывать деньги. Поскольку мы играли очень хорошо, в 1974 году нас пригласили работать на танцах в городском доме культуры по субботам и воскресеньям. Моя зарплата была 30 рублей в месяц.

Как-то пришёл домой и прямо с порога заявил: «Еду учиться в Ленинград». Мама устало ответила: «Езжай куда хочешь»

— Неплохие деньги для школьника...
— Я всё отдавал маме. Сколько себя помню, мои родители очень много работали, стремились, чтобы семья жила хорошо, но мы жили небогато, и мои деньги были какой-то помощью. Если нас дополнительно куда-то приглашали поиграть, на эти деньги покупали аппаратуру, собирали самопальные усилители, прожектора. Нам всё это безумно нравилось. Девчонки на концертах дарили цветы...

— И всё же вы решили покинуть родной город, почему?
— Я отучился один год в музучилище, всё вроде было стабильно, но интуитивно я понимал, что это путь в никуда, и что-то надо менять в жизни, что надо учиться, а лучшая композиторская школа в Ленинграде. Как-то пришёл домой, мама хлопотала по хозяйству, прямо с порога заявил: «Я поеду учиться в Ленинград». Мама, не отрываясь от дел, устало ответила: «Езжай куда хочешь».

— Как вас встретил Ленинград?
— Приехал я без документов (они оставались в музыкальном училище). Пришёл и говорю: «Я закончил год в Брестском училище, хочу перевестись». Но оказалось, что ни одной точки соприкосновения в программе этих учебных заведений не было. Как будто там астронавтика, а здесь спорт. И мне предложили поступать на первый курс. Оставалось до экзаменов всего пять дней, за это время сочинил программу, которую и играл на вступительных экзаменах. Сдавал первым, поэтому понимал, что шансы мои равны нулю, и готовился уже возвращаться домой. Но открылась дверь аудитории, вышел Владлен Павлович Чистяков, подошёл ко мне и сказал: «Молодой человек, мне очень приятно, что я буду иметь честь вас учить». Трудно передать своё состояние — ко мне никто и никогда так не обращался. С той минуты вся моя жизнь разделилась на две части. Я стал учиться как одержимый. Если раньше думал, что хорошо играю на рояле, то теперь понял, что я хорошо бренчу на рояле и очень мало знаю. Серьёзно занимался гармонией, инструментовкой, читал, слушал. После фантастических педагогов музучилища и уровня обучения там, консерватория показалась приятной прогулкой по парку.

Я купил беляш, вытер слёзы и сказал: «Хрен с вами, вы у меня все ещё попросите песен!»

— А когда к вам пришла настоящая популярность?
— Это было после передачи «Музыкальный ринг» в 1988 году. Тогда меня узнали как артиста. Но до этого я уже был композитором. Писал песни Боярскому, Анне Вески, «Поющим гитарам». Друзья стали говорить: «Попробуй сам спеть, когда ты песни показываешь на рояле, они звучат по-другому». И я попробовал в 1985 году на смотре-конкурсе молодых композиторов Ленинграда, спел свой шлягер «Я не понимаю, что со мной происходит». Вышел на сцену в широченных серых модных штанах, которые мне сшил сосед и которыми я очень гордился. Я прыгал по сцене, хотел пронестись по головам изумленной публики, но у меня это не получилось. А может и получилось, я сейчас уже не помню. Спев песню, убежал за кулисы. Поскольку это было впервые, я был напуган страшно. И вдруг слышу, меня вызывают на бис. А мои модные штаны были на завязках и те, как назло, развязались. Руки трясутся, я пытаюсь завязать штаны, а у меня не получается. Рядом стояли Лора Квинт и Витя Резников. Я бросился к ним. Они справились быстро, я снова выскочил на сцену и спел песню ещё раз. С того момента я почувствовал вкус к этому делу. Когда ощутил успех, стало жалко отдавать песни другим исполнителям. И началась моя полноценная певческая карьера.

[youtuber youtube='http://www.youtube.com/watch?v=WhBy6CnnfMw']

— Вы писали песни Пугачёвой, Киркорову, Кабаре-дуэту «Академия». Мэтры нашей эстрады часто обращались к вам?
— Мэтры обращались ко мне практически все. Но когда я начинал, было совсем по-другому. Я сам приходил к мэтрам со своими песнями. Мне все они говорили хорошие добрые слова, но песни почему-то не брали. Последним, к кому я отправился предлагать песню, был Валера Леонтьев. Шёл 1985 год. Он послушал, сказал: «Мне нравится, но у меня так много песен. Всё расписано, когда и где их надо спеть, на два года вперёд». Когда я вышел из концертного зала «Октябрьский», даже заплакал, мне было ужасно обидно. Я шёл по Лиговке, размазывая слёзы и сопли. На углу у Московского вокзала стояла тётенька с лотком. Она продавала беляши и газировку. Я купил беляш, вытер слёзы и сказал: «Хрен с вами, вы у меня все ещё попросите песен!»

Спустя несколько лет в Сочи ко мне на концерт пришёл Леонтьев с Люсей Исакович. Они зашли в гримёрку, благодарили, а потом Люся говорит: «Игорь, у нас к тебе просьба, а ты не мог бы для нас написать песенку-другую?» Я говорю: «Ребята, надо выпить вина, сегодня праздник!» Какой, удивились они. «Валера, а ты помнишь семь лет назад я приходил к тебе со своей песней в Октябрьский зал, и ты её не взял?»

— Песню Леонтьеву вы тогда написали?
— Нет, хотя люблю его и отношусь к нему с большой теплотой.

— Сегодня у вас есть новые шлягеры?
— У меня накопилось несколько песен, но просто физически нет времени их записать. Хоть и студия своя. Есть много срочной заказной работы. А ещё хочется хоть немного времени уделять себе.

— Игорь, известно, что артист часто становится заложником сложившегося имиджа. Как вы ломали стереотипы?
— Удивительное свойство — вешать ярлыки. Для актёров — это трагедия. Особенно если артист хороший. Мне всегда хотелось писать для кино, я это чувствовал, но у меня уже сложился имидж эстрадного исполнителя с лёгкими песнями. Когда Бортко позвал меня написать музыку к «Бандитскому Петербургу», продюсеры его отговаривали: «Володя, ты что, с ума сошёл, кого ты пригласил? У нас снимается серьёзная бандитская сага, а Корнелюк — это же только популярные песенки». Но Бортко настоял. Надо отдать должное, что когда вышел фильм, эти продюсеры позвонили мне и извинились за то, что вставляли палки в колёса. Но когда я начал работать над музыкой к «Идиоту», говорили уже так: «Корнелюк — это же «Бандитский Петербург»! А тут у нас Достоевский — это же классика». Но после этого фильма все разговоры тоже прекратились.

— Вы работали над музыкой к «Мастеру и Маргарите». Задача сложнейшая...
— Мне кажется, всё зависит от того, как ты настроишься на работу. Честно, я вообще не хотел начинать, потому что не верил в возможность экранизации этого романа Булгакова. Отчасти и сейчас не верю. Даже если снять по горизонтали всё, что событийно написано Булгаковым, то что делать с этой огромной вертикалью? С этой глыбой, которая за всем этим чувствуется. И я уже практически отказался от работы, но приехал Бортко и начал уговаривать, и вдруг я поймал себя на том, что через 20 минут нашей беседы мы уже обсуждаем какие-то детали и мелочи. В общем, увлёкся и скрепя сердце кинулся в это дело. Признаюсь, работать над «Мастером» было легче, чем над «Идиотом» и «Тарасом Бульбой». Я знал этот роман наизусть, было достаточно времени, и я не думал о масштабе всего происходящего, просто каждый день ставил какую-то задачу и её выполнял. Первым я сделал «Полёт Маргариты», потом сцену казни «Голгофа», потому что режиссёру нужно было,чтобы музыка звучала во время съёмок и оператор мог уловить темпо-ритм сцены. Так же было с шабашем ведьм, и балом у Сатаны.

— Говорят, все попытки работать с этим произведением для творческих групп неизменно оборачивались проблемами. У вас всё было хорошо?
— Нет. «Мастер и Маргарита» рассорил нас с Бортко. Сделал я сцену с этим безумным вальсом, две ночи сидел дома и распечатывал ноты, потому что хотелось, чтобы звуки музыки и игра оркестра на экране не были в диссонансе, как это обычно бывает в кино, когда актёры изображают игру на инструментах. В американском кино, кстати, такого быть не может. Даже в мульфильме «Том и Джерри», Том, играя на рояле, нажимает именно на те клавиши, которые реально звучат. И во время съёмок бала у нас оркестр играл в кадре по чётко расписанным мною нотам, но когда Бортко перемонтировал – игра музыкантов не попадала ни в одну ноту. Я был в шоке, а он говорит: «Кроме тебя это никто не увидит». А мне было обидно до слёз. На этом фильме я крепко поругался с Бортко. И окончательно наш разрыв произошёл на «Тарасе Бульбе», потому что там вообще всё неправильно было.

— Сегодня чем вам интересно заниматься?
— Я сделал много фильмов с разными режиссёрами. Но кино не является для меня высокой планкой. Мне очень хочется поработать в музыкальном театре. Причём в любом жанре, будь то мюзикл, оперетта, опера или балет.

Наверное, интересно начать с оперы, где есть музыкальная драматургия, широкая масштабная интонация, катарсис. У меня есть такая драматургия, и, надеюсь, работа состоится. Либо это будет новая форма музыкального спектакля. Когда нет никакого сюжета, прямой событийности. Об этом я стал думать в последнее время. Абстрактные картины и зарисовки, которые вызывают эмоции. И ещё петь на языке, который не понимает никто. Чтобы пели артисты то, что красиво звучит фонетически. Ведь слушали мы The Beatles, в детстве, ничего не понимая при этом! Но как это на нас эмоционально воздействовало!

«Счастье, когда можешь сказать себе: «Я это сделал!»

— Игорь, вы сказали, что ваша мама легко отпустила вас в чужой город. А как вы воспитывали своего сына? Он волен был выбирать чем заниматься, как жить?
— Я не уверен, что лучший путь — дать сыну полную свободу. Он не хотел в детстве учиться музыке, а я не настаивал. Сам в детстве видел ребят, которых родители заставляли чем-то заниматься, и они от этого страдали. И тогда решил, что своих детей не буду так мучить. Я выполнил своё обещание, но не уверен, что это было правильно. Антон занимается компьютерными технологиями. Он сейчас живёт с нами, одно время жил отдельно в городской квартире.

— У сына появилась тяга к родительскому дому?
— Очень хочется в это верить, по крайней мере, наше общение мне очень нравится. Боюсь спугнуть это состояние. Надеюсь, что самый тяжёлый период в наших отношениях мы уже пережили. Антону 30 лет, он потрясающе разбирается в кино, у него феноменальная память. Он много знает, мне с ним интересно. Стараемся вечером всей семьёй вместе что-то посмотреть — фильмы, концерты. У нас появилась потребность узнать друг друга.

— Вы очень нетипичный представитель шоу бизнеса — с юных лет у вас единственная жена. Вы однолюб?
— Во-первых, есть принципы. Считаю, что семья — самый священный институт в нашей жизни. Во-вторых, мы с Мариной поженились совсем в бессознательном возрасте, но меня Господь наградил. Марина — мне награда за всё! Я уверен, что 99 процентов в семейных отношениях зависит от супруги. Это всё фигня, когда говорят, что мы равные партнёры. Не равны мы и никогда равными не будем! Не верю я в женский футбол и женский бокс.

Если женщина захочет сохранить семью — она сохранит её всегда. Всё зависит от её такта, понимания, мудрости. Марина меня понимает, это мой крепкий тыл. Когда все линии обороны будут сметены, Марина останется последним бастионом, на который я буду опираться всегда. Я благодарен Господу и судьбе, что в моей жизни есть Марина.

Автомобиль — предмет моей мужской гордости, в нём я отдыхаю. А курорты — не для меня

— Игорь, вы выглядите вполне счастливым человеком. Формулу счастья постигли?
— Счастье, как ни банально это звучит, в созидательном труде. Рано утром ты идёшь в студию, а тебя уже раздирают муки творчества, потом ты много часов ищешь и находишь, выходишь вечером в сад, укутанный прохладой, понимая, что ты это сделал! Нашёл эти пять нот и между ними есть какая-то искра! И это ощущение счастья ни с чем несравнимо!

[youtuber youtube='http://www.youtube.com/watch?v=AYndlsh50YA']

— Кроме счастья творчества, есть ещё и мелочи, которые делают жизнь комфортней...
— Для меня это дом, коллекция часов, а ещё самые современные технологии, которыми оснащена моя студия. Я не пишу в ней коммерческие проекты, но она всё время развивается. Апгрейд происходит каждые полгода. Сейчас заказал оборудование в ведущих компаниях мира. Это будет настоящий прорыв — микшер, эквалайзер, конвектор и прочее. Сейчас я испытываю к своей студии чувства как коллекционер. У меня стоит лучшая акустика в мире. Колонки и усилители точно как на Abbey Road Studios.

— Наверное, вы совсем разучились отдыхать? Неужели нет ни одного обычного хобби?
— Обожаю автомобили и часто их меняю. За рулём сижу с семи лет. Для меня автомобиль — предмет моей мужской гордости, где я отдыхаю. А вот курорты — не для меня. Десять дней лежать на пляже — это невыносимо! В прошлом году мы с Мариной летали в Грецию — неделя отдыха и концерт. Так я не мог дождаться, когда наступит день концерта. Жил и понимал, что это настоящий день сурка: проснулся-завтрак-море-обед-море-ужин. И так каждый день! И только перед концертом я ожил, начал готовиться, вернулась жизнь. А ещё я очень люблю преферанс. Курево, неторопливая мужская беседа — любимое времяпрепровождение. Но я уже забыл, когда так отдыхал. И мне этого не хватает. Но ещё лучше — дня четыре провести дома на любимом диване с книжкой, посидеть в саду. В поездках я только работаю, а потом стремлюсь домой.