В начале декабря вышел новый альбом La Folie российской пианистки Елены Тарасовой. Лауреат международных конкурсов и преподаватель Московской консерватории рассказала нам о теме альбома, поделилась историей своего музыкального пути и дала прогнозы на будущее академической музыки.

- Елена, Вы начали заниматься музыкой в возрасте 4-х лет. Как скоро Вы полюбили свой инструмент?
- Полагаю, последовательность событий здесь оказалась иной – сначала возникла любовь к инструменту и процессу общения с ним, а затем началось обучение. В 3,5 года я подошла к домашнему фортепиано и начала подбирать на клавиатуре инструмента то, что слышала в домашних репетициях мамы. Фрагменты сонат Моцарта и одной из Английских сюит Баха хорошо запомнились на слух, и я ежедневно возвращалась к их повторению на инструменте. Наблюдая за моими опытами, родители решили обучать меня музыке.

- Когда к Вам пришло осознание, что Вы хотите стать профессиональным музыкантом?
Мне кажется, что цели с такой формулировкой у меня не было. Мне хотелось жить в мире музыкального звука, но не только как слушатель пластинок – слушателем я была с самых ранних месяцев моей жизни. Сделать возможность игры на инструменте способом прожить свою жизнь и привнести тем самым свою светлую ноту в окружающий мир – наверное, это более точная формулировка цели. И из этой формулировки произрастала необходимость профессионального обучения и самосовершенствования. Вообще, с осторожностью отношусь к формулировке «я стал профессиональным музыкантом» – мне кажется, в этом есть что-то завершенное. Между тем, профессиональный путь музыканта – это именно путь, ежедневное постижение языка искусства и поиск ответов на множество вопросов к самому себе.

- Вы ведёте активную концертную деятельность в России и за рубежом. Аудитория какой страны для Вас любимая?
- Аудитория концертного зала любой страны мною бесконечно любима, так как это аудитория, которая стремится к музыке. Каждый человек, который приходит послушать концерт – мой единомышленник.
Но не скрою, что в России для меня играть ответственнее. Всегда легче завоевать определенную позицию – и сложнее ее удерживать; в своей стране тебя знают не один год, и нужно всегда оставаться в линии интенсивного прогресса относительно версии самого себя предыдущих лет.

- Расскажите, как началась Ваша преподавательская карьера?
- Преподавательская деятельность началась для меня в годы обучения в Московской консерватории; параллельно с моей артистической работой в Концертном объединении «Москонцерт» у меня появился небольшой класс в детской музыкальной школе. В те годы я училась сочетать эти виды деятельности, получала практический опыт и вопреки ряду мнений понимала, что педагогика не только не мешает,
но и помогает исполнительству. Во времена аспирантского обучения я начала педагогическую практику в консерватории; окончив аспирантуру, вошла в состав преподавателей консерватории, что стало для меня очень счастливым событием. В сегодняшнее время к консерваторской работе добавилась Лаборатория интерпретации PIANOPOLIS, художественным руководителем и педагогом которой я являюсь. Лаборатория создана для профессионально ориентированных молодых музыкантов, обучающихся фортепианному искусству, ищущих ответы на творческие вопросы и мечтающих об исполнительском будущем, нуждающихся в дополнительном профессиональном внимании или же желающих обрести новую точку отсчета в своей системе координат.

- В этом году мы празднуем 180 лет со дня рождения композитора, именем которого названа московская консерватория. Кроме того, музыка П.И. Чайковского входит в программы записанных вами дисков. Что для Вас значит имя великого русского композитора?
- Для меня Чайковский – воплощение бессмертной искренности, проникновенности, чуткости, простоты и подлинности чувства, деликатности и непостижимой эмоциональной силы, обнимающей мир в моменты светлого озарения и вызывающей слезы в моменты трагедийных откровений. Мне кажется, мой внутренний диалог с егомузыкой не прерывается – вне зависимости от того, играю ли я ее в этот период или нет, она звучит во мне.

- Чем обусловлен выбор композиторов, чьи произведения вошли в альбом «La Folie»?
- В первую очередь, выбор был обусловлен желанием представить тему «Фолия» в разных эпохах и сложить определенную концепцию из обращений к этой теме – к слову, одной из самых ранних тем в истории европейской музыки, первый известный ее вариант датируется 1490-м годом. Чем становится тема «Фолия» («безумие») для Франсуа Куперена, создавшего опус «Французские безумства, или Маски домино» [это сочинение открывает программу альбома – прим.авт.]? Условием маскарада, карнавалом придворной жизни – театром той жизни, в которой понятия «жизнь» и «игра» очень близки. Лист обращается к этой теме как к сокровищу национальной культуры, как к нити, связующей поколения. Рахманинов создает свои вариации как масштабное общечеловеческое воспоминания о прошлом всего мира, охватывающее всю известную и неизвестную нам многовековую историю «Фолии», в звучание которой вплетаются интонации другой темы-символа – Dies Irae, символа смерти. Две небольшие пьесы – «Маски» Дебюсси и «Маска» Скрябина – появились как интермедии в концепции программы о театре жизни, за каждой маской которого скрывается своя драма.

- Каким Вы видите будущее академической музыки?

- Академическое музыкальное наследие всегда будет существовать. Музыканты будут обращаться к этому наследию в желании понять, постичь и исполнить сочинения, выбранные ими из мирового наследия для своих концертных программ и альбомов. Сегодняшние времена вносят свои коррективы в интенсивность концертного общения с аудиторией и в форматы этого общения, но не в стремление к музыке. Сейчас мир нуждается в равновесии, стремительно нарушенном пандемией; соприкосновение с миром музыки – это способ обретения равновесия души. У Германа Гессе в «Игре в бисер» прекрасно сказано: «У совершенной музыки есть свое основание. Она возникает из равновесия. Равновесие возникает из правильного, правильное возникает из смысла мира». Таковы корни подлинного музыкального искусства. Можем ли мы в своей жизни обойтись без таких корней? Мне кажется, ответ очевиден. И пока мы это понимаем – у академической музыки есть будущее.

Текст: Анна Брусенкова

Фото: Эмиль Матвеев